Тихий солдат

Случай этот был в конце сорок третьего года, в декабре, под самое рождество. Каким-то образом здесь остался управляющим старый одноглазый литовец и то лишь потому, что его сын служил в Вильнюсе в гестапо простым водителем. А в начале сорок пятого и этот литовский сын, водитель, бежал к русским, прихватив с собой двух пьяных в стельку старших офицеров из гестапо, и сдал их тепленькими. В это время тут уже шли тяжелые бои, и немцам стало ни до старого замка, ни до литовского управляющего. Да и не нашлось другого хозяина.

Весь поселок, окружавший замок, тоже принадлежал барону. Жили в нем в основном литовцы и поляки, и еще три или четыре немецких семей из рыбаков. Теперь все с нетерпением ждали возвращения из лагеря старого барона или, по крайне мере, тех его сыновей, которые бежали в 39-м году к англичанам.

Всё это, краснея и волнуясь, на хорошем русском языке, лишь со специфичным акцентом, торопливо рассказывал капитану и его солдатам одноглазый управляющий, мажордом. Павла усадили за длинный стол рядом с младшим сержантом, а Альфреда, наскоро накормив вяленой рыбой и развязав, наконец, руки, отправили ночевать в тот винный подвал, в котором почти полтора года жили евреи.

После плотного ужина с той же рыбой и даже с хлебом домашней выпечки, а еще немецкого шнапса, все разомлели. Капитан заметно подобрел, искоса взглянул на Павла и даже позволил себе легко улыбнуться:

– А все-таки мы с тобой виделись…, и чувствую я, недавно…

– Не припомню…, – продолжал настаивать на своем Тарасов, холодно отводя глаза, – Путаете вы чего-то, товарищ капитан.

– У меня память, солдат, профессиональная! Если я кого когда видел, то никогда не забуду! Знакома мне твоя личность, хоть лопни! Ты в разведке-то давно?

– Никак нет, товарищ капитан. Полгода всего. А до того в интендантской службе…, по тылу, стало быть. Снабжение и все такое… И на Ленинградском фронте только во время боев меня к пехоте причислили…, там и ранение получил. А вообще, я тыловик.

– Ну, ну! Тыловик, значит? Это тебя там научили мародерствовать?

– Да что ж вы заладили, товарищ капитан! Я ж говорю, сейчас я в разведке у капитана Вербицкого. Он меня к немцем и отправил еще с двумя нашими, с молодыми. Да вот растерялись мы…, они, небось, уже вернулись, доложили… Ищут меня!

– Пугаешь? – капитан рассмеялся, его родинка дрогнула и поползла вверх, будто пытаясь скрыться в морщинках у глаз.

Он достал из кармана пригоршню ирисок и кинул их на дощатый стол, за которым все расселись.

– Грызите, черти, пока я добрый!

Сам же развернул две конфеты и сунул себе их за щеку. Солдаты быстро разобрали ириски. Павел не притронулся к ним, потому что считал для себя унизительным угощаться из рук этого капитана, да еще и тем, что сам же и добыл.

Капитан тяжело вздохнул и устало потянулся. Он посмотрел на одноглазого литовца и проговорил с веселой хрипотцой:

– Давай-ка, брат, покажи тут вашу лучшую опочивальню. Уж больно спать охота! И шнапс у тебя славный!

– Извольте на второй этаж, сразу налево от лестницы, господин офицер, – литовец засуетился, – в спальню господина барона. Господа солдаты могут переночевать в комнатах гостей, рядом с вами, а вот этот господин…в спальне господина обер-лейтенанта, младшего сына нашего барона.

Литовец, произнося последние слова, уважительно посмотрел на Павла. По-видимому, он все время прислушивался к разговору, и упоминание об интендантской карьере старшего сержанта произвело на него, человека хозяйственного и тоже считавшего себя не чуждого той же службе, благотворное впечатление.

Капитан понял это, видимо, также и рассмеялся.

– Ну, так тому и быть!

Потом он уже строже пробежал глазами по утомленным лицам своих солдат, уже давно клевавшими носами, и распорядился:

– Клопин! Будешь спать под дверью у этого…, у старшего сержанта. Стул себе поставишь…или кресло… Да так, чтоб он не вышел! Понял?

– Слушаюсь! – невысокий худой парнишка с бледными веснушками на смешном курносом носу бодро вскочил и живо поднес руку к пилотке.

– Я вам кресло из библиотеки принесу, господин солдат! – опять засуетился старый литовец, – Удобное! Господин барон в нем вечно засыпал с книжкой. Желаете?

– Желаем, – самодовольно ухмыльнулся Клопин и победно оглянулся на своих.

Капитан расхохотался, но вдруг, став неожиданно серьезным, очень ясно, будто декламируя чужую речь, твердо произнес:

– Война показала, как мало стоит жизнь, а победа – как дорого стоит ничтожество.

Солдаты замерли, силясь понять, что хочет от них капитан, потому что только что сказанное им показалось почти иностранной речью. Однако Клопин почему-то покраснел, смутился и гаркнул невпопад:

– Разрешите исполнять!