Тихий солдат

Павел неторопливо подошел к кровати, с любопытством заглянул под балдахин. От него вниз, к подушкам, свисал плетеный серебристый шнур с тяжелой кистью. Тарасов несмело потрогал его, потом с силой потянул и тут же услышал тихий перезвон где-то в дальнем конце коридора. Он отпрянул, растерянно покосился на литовца. Тот быстро отвернулся. Клопин же, так и застывший на пороге спальни, изумленно покачивал головой.

Тарасов задумчиво усмехнулся. Он вспомнил покои Буденного, в которые ему дважды приходилось заглядывать, и подумал, что у нас так живет маршал, даже как будто похуже, а у них – какой-то обер-лейтенант. Ну, сын барона, сам, наверное, тоже барон, но не маршал же!

– Что прикажете, господин солдат? – тихо спросил литовец.

– Спать хочу…

– Если желаете принять ванну, прошу за ту дверь…, только теплой воды нет. Я не топил…, не знал, что будут гости.

– Теплой воды? – Павел опять усмехнулся, – Мы как-нибудь…без теплой обойдемся. А то привыкнем! Верно, Клопин?

Клопин глупо заухмылялся, но тут же взял себя в руки и строго напомнил литовцу:

– Кресло тащи, старик! А то арестованный тут, понимаешь, на кроватях с подухами, а геройский солдат …стоймя в калидорах как конь! И ванную ему! Может, и бабу приведешь?

– У нас есть еще несколько комнат…с кроватями, – сказал умиротворенно старик, будто не заметив раздражения Клопина – Если желаете, я вас провожу…

– Как же! Провожу! А капитан!

– Ваш капитан уже спит, я надеюсь. Он устал…, – мягко уговаривал литовец.

– Не пойдет! Тащи кресло. А комнату покажешь…на всякий случай!

Литовец буквально выдавил Клопина в коридор и неслышно прикрыл дверь. Павел оторопело, наконец, оглянулся вокруг себя, разглядывая диковинную обстановку. А ведь совсем близко еще неистовала война, старый упрямый барон томился в лагере, его сыновья были разбросаны по миру, да и живы ли они (?), а тут будто ничего не произошло, все сохранило свою начальную, добрую прелесть богатого отчего дома. Кривой литовец оберегал этот древний очаг в ожидании возвращения старой жизни. Но даже Павел, человек не искушенный в таких наблюдениях и в сложных жизненных философиях, крайним умом понимал, что назад ничего не вернется, что жертва барона не будет искуплена, что тут теперь все пойдет иначе – хуже ли, лучше ли, но иначе!

Павлу почему-то стало от этого очень грустно, и он подумал, что, вероятно, он последний из всех, кто этой ночью насладиться уютом спальни, тишиной чужого дома и обманчивым покоем гнездившейся здесь прусской древности.

Он медленно, намеренно не спеша, разделся донага, зашлепал босыми ногами к кровати, бережно откинул в сторону тяжелый гобелен с добрыми оленями и злыми охотниками и с наслаждением провалился в хрустящий, белый рай пуховой постели. Он вдруг увидел при свете ночника свои ноги – темные, с заскорузлой грязью между пальцами, и в ужасе вскочил. Ему показалось, что так нельзя разрушать девственную чистоту этой постели, что лучше вновь одеться и сесть в кресло, выспаться, по-возможности, в нем. В Павле властно говорили годы тихой и неприметной службы у больших и важных начальников, где главным правилом была как раз та самая неприметность и где нельзя была оставлять даже поверхностных следов о себе. Он растерянно оглянулся и тут вспомнил слова старого кривого литовца о том, что тут где-то есть вода, вон, кажется, за той дверкой.

Тарасов вошел в ванную комнату, пошарил рукой по стене сначала слева, а потом справа от входа, наткнулся на выключатель и щелкнул им. Мягкий свет, исходивший из матового, шаровидного плафона на потолке, деликатно вспыхнул. Павел растерянно оглянулся, на цыпочках подошел к ванне и повернул кран. Тот скрипнул, вздрогнула белая, крашеная труба, тянувшаяся от него к потолку, и в ванну с грохотом вдруг проснувшегося водопада хлынула холодная струя. Павел отдернул руку, улыбнулся счастливой улыбкой и потянулся к другому крану. Оттуда тоже вырвалась холодная вода. Павел разглядел на кранах два пятнышка – красное и синее. Видимо, когда где-то в подвале топили печку, из крана с красным пятнышком шел кипяток. Вода смешивалась в ванне, и там можно было плескаться.