Тимирязев: путь биолога

«Ты была самой внимательной слушательницей этих лекций и составила первый их очерк в годы нашей трудовой молодости. Теперь ты помогаешь мне в подготовлении их запоздалого издания и делишь все невзгоды и лишения нашей честной пролетарской старости. Тебе, но праву твоему, посвящаю эту книгу

К. Тимирязев».

Свои редкие приезды в Петербург он использовал не только для походов по редакциям и завязывания с ними тесных связей, но и для визитов к матери.

В 1887 году встреча с ней его чрезвычайно огорчила. Аделаида Климентьевна жаловалась на нездоровье. Климент Аркадьевич и сам видел, что мать серьезно больна, и уехал в Москву с тяжелым предчувствием.

Из всех писем, которые он получал из Петербурга, конечно же, самыми дорогими были для него письма матери – полные любви и нежности. Он хранил их – небольшие листки, исписанные по-английски мелким, быстрым почерком. «Мой родной, мой дорогой, любимый Клими. Прошло уже довольно много времени с тех пор, как ты писал мне последний раз. Ангел мой, пожалуйста, потрудись, напиши мне хоть несколько слов, потому что я очень тревожусь».

Так часто начинались ее письма. И вдруг в середине лета 1887 года приходит весть о смерти Аделаиды Климентьевны (она скончалась 21 июля). Похоронили ее на Смоленском кладбище, там, где к тому времени уже почти двадцать лет покоился прах Аркадия Семеновича. Это огромное петербургское кладбище стало для Тимирязевых семейным.

Приезжая в Петербург, Климент Аркадьевич останавливался у братьев и очень редко – в гостиницах. Наезжали к нему время от времени и его столичные родственники. Чаще всех приезжал Дмитрий Аркадьевич, бывавший в белокаменной по делам. Случалось ему гостить у Тимирязевых и со своей женой Луизой Ивановной. В конце января он писал брату в Москву: «Спасибо великое еще раз тебе и Александре Алексеевне за ваши ласки и хлеб, соль. Моя Луиза Ивановна да и я сам с восхищением вспоминаем о добром времени, проведенном вместе. Досадую, право, что суждено нам жить врозь».

Иногда рождались планы провести вместе хотя бы отпуск. Летом 1888 года Дмитрий Аркадьевич предлагал отдохнуть в Крыму, в Алуште («Алушта – место красивое, как говорят»). Василий Аркадьевич звал брата в Старую Руссу («Бросьте вы Крым. Приезжайте в Старую Руссу. У нас дача большая, поместимся»).

Но Климент Аркадьевич и Крыму, и Старой Руссе предпочитал побережье Финского залива, Меррекюль Эстляндской губернии – местечко в сорока верстах к западу от Нарвы. С семьей он провел там не одно лето.

Тимирязев на отдыхе на берегу Балтийского моря (1895 г.)

(Ныне прах Тимирязевых покоится на Ваганьковском кладбище в квартале № 13, на Тимирязевской аллее. Александра Алексеевна ушла из жизни в 1943 году на 86 году. А Аркадий Тимирязев умер в 1955-м на 75 году жизни. Эта семья не имела продолжения – Аркадий Климентович не был женат.)

Защищая Дарвина

Климент Аркадьевич любил писать и научился это делать хорошо, что было свойственно далеко не всем ученым и педагогам. Наряду с популяризацией достижений науки он умело затрагивал вопросы и более широкого масштаба. Его публицистический талант обнаружился еще в студенческие годы, но резко проявился в защите учения Дарвина. В 1878 году в публичной лекции «Дарвин как тип ученого» Тимирязев дал страстную отповедь Льву Толстому, который в романе «Анна Каренина» устами Левина обвинял учение о «борьбе за существование» в безнравственной проповеди грубого насилия для удовлетворения своих желаний. Тимирязев писал в этой статье: «Общество эгоистов никогда не выдержит борьбы с обществом, руководящимся чувством нравственного долга». В 1885 году в Петербурге вышел в свет солидный том под названием «Дарвинизм. Критические исследования». Автором этих «исследований» был Николай Яковлевич Данилевский, специалист в области ихтиологии и виноградарства. В молодые годы – «петрашевец», а в зрелые – глава позднего славянофильства и общественный деятель консервативного направления.

Написав свой главный труд «Россия и Европа», в котором с позиций закоренелого славянофила противопоставлял Россию Западу, Данилевский столь же яро ополчился против дарвиновского учения.

Борьбу с дарвинизмом он называл делом «первостепенной важности» для каждого «мало-мальски мыслящего человека». Без ложной скромности утверждал, что под напором его критики все «здание» теории Дарвина «изрешетилось и наконец развалилось в бессвязную кучу мусора».

Естественный отбор как движущую силу развития живой природы Данилевский начисто отвергал. Он утверждал, что ни в существующих, ни в ископаемых формах нет никаких признаков эволюционного процесса. Развитие же животных и растений объяснял влиянием некой «органической целестремительности» под руководством не менее туманной по смыслу «разумной причины».

По виду книга Данилевского производила впечатление серьезного научного труда, снабженного таблицами, подсчетами, рисунками, что, конечно, вводило в заблуждение неподготовленного и легковерного читателя.