Тимур. Тамерлан

Тамерлан продолжал диктовать о том, как злодеи разрушили его миротворческую деятельность и, как он ни боролся за мир, они хотели войны. Пришлось воевать, рискуя жизнью, и малым, слабым ополченьицем громить несметные полчища негодяев. Искендер работал с увлечением. Письмо доставляло ему немыслимое наслаждение, никогда ещё диковатая чагатайская вязь не казалась ему столь прекрасной. Вот-вот должны были войти люди с его русской рукописью. Он так и видел их. Они уже успели подержать страницы над огнём, и им оставалось только сделать перевод с русского на чагатайский. Что будет с Истадой? Что будет с маленьким сыном?! Какая судьба ждёт их после того, как его казнят?.. А как, интересно, казнят его?.. Не повесят, это точно. Вешают только высокопоставленных чагатаев. Хорошо ещё, если просто отрубят голову на площади! На миру и смерть красна. Тамерлан может приказать содрать кожу и на этой коже написать какое-нибудь сочинение…

— Люди, преданные мне всем сердцем, пришли ко мне с поздравлениями. Победа и впрямь была блестящей, тут уж нечего возразить, — продолжал диктовать великий эмир.

Время тянулось медленно. Искендер сходил с ума от красоты рисуемых им букв, от страшных мыслей о жене и сыне, о собственной участи. Наконец, когда Тамерлан дошёл до того, как у него созрело намерение отнять у ханов Джете все города Турана, вошёл слуга и сообщил, что явились посланные. Затем по сигналу Тамерлана в шатёр вошёл юзбаши, лицо которого было знакомо Искендеру, а имени его он не знал.

— И вот, когда мне исполнилось тридцать шесть лет, я отправился в местность Джилан, — додиктовывал Тамерлан, кивнув вошедшему, — взял с собой главного своего эмира с воинами и двинулся в местность Кульмак, где и сделал остановку. И мы тут тоже сделаем остановку. Ну что, Ослан?

— Пусто. Мы нашли того уруса, про которого вы нам сказали, и он помогал нам, но ни одной рукописи на русском языке не обнаружили. Каримулла, которого вы отправили в тутошний дворец, тоже не нашёл ничего предосудительного.

— Прекрасно. Я так и знал, — промолвил Тамерлан. — Приведите мне теперь этого негодяя Сулейманбека, которому недолго остаётся произносить своё имя вслух. Молиться Аллаху он тоже скоро будет молча.

Искендер с каменным лицом ждал дальнейших указаний.

— На сегодня достаточно, — сказал ему Тамерлан. — Складывайся. Сейчас мы поговорим с этим проклятым азербайджанцем.

Мирзе Искендеру никоим образом не хотелось беседовать с Сулейманбеком, и прежде всего потому, что тот оказался предателем, доносчиком, а уж потом по разным другим причинам. Но ему предстояло в это чёрное, как дёготь, похмельное утро выдержать ещё и это испытание. В шатёр ввели уже связанного Сулейманбека.

— На колени, собака! — вскричал Тамерлан. — Даю тебе возможность в последний раз насладиться своим языком. Через пять минут его у тебя не будет.

Мирза Сулейманбек растерянно посмотрел на своего государя, затем на мирзу Искендера, и по виду обоих понял, что дело его гиблое.

— Пощадите, хазрет! — воскликнул он, падая на колени.

— Пощадить? — усмехнулся Тамерлан. — Я и так пощадил тебя. Я хотел отрубить тебе язык, но так, чтобы он оставался заключённым в своей шкатулке. Потом всё-таки передумал и решил оставить шкатулку у тебя на шее. А с языком всё же придётся расстаться. Он у тебя как помело, сметает весь мусор.

— Мирза Искендер! — воскликнул азербайджанец. — Разве вы не говорили мне вчера за дастарханом про потаённую книгу?..

— Это была шутка, мирза Сулейманбек, — холодно ответил Искендер. — Неужели вы думаете, что я мог и впрямь… И как только у вас язык повернулся оклеветать меня!

— Больше он не будет поворачиваться, — решительно сказал Тамерлан. — Эй, держите его. Юзбаши Ослан, а ты отрежь язык мирзе Сулейманбеку.

— Язык? Только язык? — оживился юзбаши, извлекая из ножен щегольской европейский кинжал-дуссак.

— Если ты подозреваешь его в связи со своей женой, можешь отрезать ещё что-нибудь, — усмехнулся Тамерлан. — Мне нужен только язык. Сулейманбек, ты хочешь сказать что-нибудь, прежде чем навсегда утратишь способность говорить?

— Да, хочу! — выпалил мирза, схваченный с двух сторон могучими лапами двух нукеров. — Я не виноват перед вами, хазрет! Я был верным слугою вам!

— Никто и не говорит, что ты виноват, — отвечал Тамерлан. — Виноват язык, он и потерпит наказание. И почему ты говоришь о себе «был»? Ты и останешься моим верным слугой, даже ещё более верным — без языка-то.

— Пощадите его, хазрет, — робко попросил Искендер. Не от души попросил, а лишь вспомнив о том, что он христианин и должен сожалеть о недругах своих.

— Вот ещё! — фыркнул Тамерлан. — Не хочу. Ослан, выполняй!

Азербайджанец отчаянно завопил, но расторопный юзбаши ловко справился со своим заданием. Окровавленный язык Сулейманбека лёг на серебряное блюдце, стоящее на столике перед Тамерланом. По знаку великого эмира казнённого увели.