Читаем Тимур. Тамерлан полностью

Тимур. Тамерлан

Александр Юрьевич Сегень , Михаил Деревьев

— Это говорю не я, а тот, кто меня послал, он много выше меня, он бесконечно выше меня, и он в силах сделать всё, что здесь обещают мои недостойные уста.

Хуссейн сердито надул щёки, свёл вместе густые брови и хлопнул пухлыми ладонями по коленям.

— Так кто он, этот всесильный, тебя пославший? Пора, пора уже и имя произнести!

Посланец с незапоминающимся лицом мягко улыбнулся, прикладывая руки к груди:

— Неужто, господин, ты ещё и сам не догадался, кто это мог бы быть? Кто может обещать так много?

Хуссейн развёл брови и снова свёл их, напряжённо думая.

— Кто сильней всех в Мавераннахре, а скоро будет сильнее всех во всём улусе Чагатайском, а, господин?

Сообразил, сообразил наконец Хуссейн. Об этом можно было говорить с уверенностью — столько крови одновременно прилило к его щекам и засверкало в глазных яблоках.

— Так ты...

— Да, господин, да, — торопливо бормотал гость, — меня послал он, царевич Ильяс-Ходжа. Он предлагает тебе дружбу и лучшее место подле своего трона.

— Ты пришёл, чтобы сказать мне...

— И услуга невелика, та, о которой он дружески просит тебя, господин.

Хуссейн встал и, тяжело ступая, направился к говорящему, занося, как разъярённый медведь, свои мощные лапы.

— Если вдуматься, если вдуматься, господин, у вас общий враг. Он не только нарушает безмятежный мир души благородного царевича, он затмевает и солнце твоей собственной судьбы.

Руки Хуссейна легли на щуплые плечи чагатайского посланца и стали подбираться к горлу. Тот говорил всё торопливее, словно сказанные слова могли приостановить ярость эмира.

— Рассмотри и увидишь, что ты весь в его власти. Ты старше и родовитее, но кто истинный хозяин в вашем войске? Кто принимает решения, за кем идут воины? Убей его, и ты получишь настоящую власть вместе с вечной дружбой царе...

Позвонки посланца хрустнули в пальцах эмира. Он брезгливо отшвырнул обмякшее тело.

Тимур спокойно выслушал рассказ названого брата об этом происшествии.

— Так ты говоришь, он предложил тебе голову правителя Хуталляна?

— Да.

— Немало. Высоко нас с тобой ценит сын Токлуг Тимура. Это всё?

— Всё, — сказал Хуссейн — и солгал. Он ничего не сказал о кошельке с двумя тысячами дирхемов, который отыскал в поясе посланца. Не стал он упоминать и о том, в какое именно место их дружбы пытался вбить кол человек Ильяс-Ходжи. В глубине души, конечно, Хуссейн считал себя более достойным первенства в их союзе с Тимуром, но чувствовал, что время разговоров на эту тему ещё не пришло.

— Сегодня мы сворачиваем лагерь.

— С чего это вдруг? — удивился старший из названых братьев.

— Нам надо уходить отсюда. Ильяс-Ходжа не слишком, видимо, рассчитывал на подосланного им человека и вслед за ним послал войско. Три тысячи сабель.

— Мы будем отступать в Хорасан или в Герат?

Тимур покачал головой:

— Мы обманем их.

— Как?

— Они ждут, что мы пойдём в Хорасан или в Герат, и позаботятся, чтобы там нам организовали встречу. Хаджи Барлас в своё время попытался скрыться в Хорасане, что из этого вышло, ты отлично знаешь, да?

Хуссейн кивнул, размышляя о том, что тот невзрачный подлец, в сущности, был не так уж не прав. Вот идёт у них с братом военный совет, но решение-то уже принято и всё будет сделано так, как решит он, Тимур.

— Ну ладно, не томи меня, брат, говори.

— Мы пойдём в Бухару.

— А почему не прямо в Самарканд? — ехидно спросил Хуссейн.

Тимур не обиделся.

— Человек, который сегодня навестил меня, сообщил, что против нас выступил именно Бухарский тумен. Пока он будет переправляться через Амударью, мы разминёмся с ним, двигаясь по сухому руслу Мургаба.

— Мы станем брать Бухару?

Тимур пожал плечами:

— Не знаю. Сил у нас пока недостаточно для таких дерзких дел. Но кто знает, не умножится ли наша армия, как только мы вступим на родную землю?

— Может быть, ты и прав, — рассеянно согласился Хуссейн, душа его была переполнена противоречивыми чувствами. Тимур предлагал очень хороший план, в нем был только один недостаток — то, что его предлагает именно Тимур.

Явились вызванные сотники. Им в общих чертах было повторено всё то, что только что услышал Хуссейн.

— Когда мы выступаем?

— Завтра на рассвете.

Хуссейн слушал, как Тимур отдаёт команды, и машинально похлопывал себя по вздувшемуся поясу, по тому месту, где находился кошелёк, снятый с трупа чагатайского посланца. Тимур чувствовал, что с названым братом что-то творится, но разворачивающаяся кутерьма общих приготовлений мешала ему подумать на эту тему более внимательно.