Тимур. Тамерлан

Кроме того, стражникам было велено обыскивать всех, кто входит в город и выходит из него. Разумеется, стражникам это повеление очень понравилось, ибо чем подробнее обыск, тем большие он открывает возможности для обыскивающего. Стражницкая пристальность имела ещё одну сторону. Известно: всё, что делается тщательно, делается медленно. У всех ворот города скапливалось огромное количество народа, с нетерпением, переходящим в глухую злобу, ожидающего своей очереди для того, чтобы очутиться в ласковых руках блюстителей порядка. Но если люди ропщут негромко, то животные не привыкли скрывать своих чувств. Сотни орущих верблюдов, ишаков оглашали воздух по обе стороны ворот.

Итак, одно лишь появление тени эмира Тимура вызвало в огромном городе сильный переполох.

Конечно, жители Самарканда догадались, что явилось причиной ужесточения и без того тяжёлого и ненавистного порядка. Разговоры вполголоса и шёпотом поползли из чайханы в чайхану, из харчевни в харчевню, из лавки в лавку. Зрелище того, как Ильяс-Ходжа боится эмира, принесло ему славы больше, чем сражение в чистом поле.

Тимур поселился в доме старого друга своей семьи Тунг-багатура.

Дом был расположен весьма удобно. Задней частью сада он выходил к полуразрушенной городской стене, в которой имелся искусно замаскированный пролом. Соседями были люди престарелые, глуховатые, подслеповатые и никаких гостей не принимающие. Во дворе Тунг-багатур держал свору гератских кобелей, звери эти были великолепно натасканы, подчинялись только хозяину, и их невозможно было прикормить. Лаяли они так, что могли и мёртвого поднять из гроба.

Появился в городе эмир Тимур не для того, чтобы наслаждаться встречами со своей молодой женой, хотя и это имело место более чем неоднократно, и не для того, чтобы вкушать полуденный отдых в прохладной тени сада на берегу глубокого, чистого арыка. Одевшись так, чтобы не привлекать внимания, бродил он по улицам и базарам, толкался у городских ворот, ел плов и чимбукчу в чаду и духоте базарных харчевен, прислушивался к разговорам в чайханах за чашкой зелёного чая.

Не в одиночку совершал свои путешествия эмир. Несмотря на то, что в городе было мало людей, способных узнать его в лицо (особенно если учесть, что он сбрил бороду), его непременно сопровождали Тикиш-багатур, сын Тунг-багатура, с тремя вернейшими нукерами, готовыми не раздумывая отдать свою жизнь для спасения жизни эмира. Эти молодые люди были из числа тех барласских юношей, которым не пришлось лично участвовать в охотничьих забавах Тимура ввиду слишком юного возраста. Им пришлось довольствоваться рассказами старших о нём. А известно, что иногда легендарное событие западает в душу значительно глубже, чем случившееся на глазах. От Захира, Хандала, Мансура и Байсункара они отличались только тем, что носили монгольские, а не мусульманские имена. Но имена именами, а выросли они в вере пророка Магомета.

Какова была цель этих опасных прогулок, догадаться нетрудно. Тимур имел своей целью изгнание чагатайских собак из Мавераннахра, и ему необходимо было самолично убедиться, каково настроение жителей главного города страны, готовы ли они к жертвам, и к каким именно, во имя достижения этой цели.

Немало фарасангов отмерил Тимур по пыльным улицам, не один казан плова съел, не один десяток чайников чая выпил, прежде чем понял то, что собирался понять.

Сорок восемь дней было проведено в этих трудах.

И вот сидит он в глубине заросшего сада на ковре, брошенном прямо на берег арыка. Солнце просвечивает сквозь листву, лёгкие изменчивые пятна бесшумно перебегают с рукотворного ковра на текучий ковёр воды.

На другом конце ковра сидит хозяин дома, массивный седой Тунг-багатур. Давний, преданный друг Тарагая. Он отщипывает от большой янтарной грозди одну виноградину за другой и не торопясь отправляет их в рот. От испепеляющего солнца, от едкой пыли или ещё от чего-то у него воспалились веки, и поэтому он выглядит так, будто чем-то очень расстроен. Почти до слёз.

Журчит вода в арыке, отчаянно зевают, показывая страшные красные пасти, собаки в тени дувала.

Тот, кто захотел бы прислушаться повнимательней, наверное, смог бы услышать шум скопища людей и зверей, втиснутых в узкую горловину городских ворот.

   — Аллах свидетель, я ничего не спрашивал у тебя о планах, Тимур, но сейчас я вижу, что какое-то решение ты принял. Поэтому, если можешь мне сказать, каково оно, скажи.

Эмир тоже отщипнул виноградину, но есть не стал, любуясь её просвечивающимися внутренностями.

   — Скоро я уеду.

   — Когда?

   — Скоро.

Тимур хотел положить виноградину в рот, но не успел. Он увидел человека, который стоял в той части сада, в сторону которой была протянута удерживающая ягоду рука. Человек стоял шагах в двадцати от сидящих, стоял неподвижно и молча. На мгновение он показался эмиру просто сплетением древесных теней. Хозяин сада заметил, что что-то завладело вниманием гостя, и, тяжело повернувшись, проследил за его взглядом.

   — Кто это?

Тимур не ответил. Не счёл, что этот вопрос адресован ему.