Своему шпиону, сообщившему, что он видел эмира Тимура на берегах Мургаба, Ильяс-Ходжа выдал награду. Шпиону, прискакавшему в тот же день с известием, что эмир Тимур вместе со своим войском находится в окрестностях Бухары, царевич ничего не дал и отпустил с миром. Третий вестник, клятвенно утверждавший, что дерзкий предводитель барласского племени прячется в Самарканде, был по приказу Ильяс-Ходжи высечен плетьми. Виданное ли дело, чтобы один человек, пусть даже такой хитроумный, как эмир Тимур, мог находиться одновременно в трёх разных местах?
Но прошло некоторое время, и царевич получил известие от Мунке-багатура из мургабских песков. Племянник правителя Хорезма утверждал, что он просеял эти пески сквозь сито, и даже если бы Тимур с Хуссейном превратились в сурков, то и тогда они были бы найдены и пойманы.
Бухарский след тоже оказался ложным. Да, войско, собравшееся под знамёнами Хуссейна и Тимура, действительно рассредоточено по территории Бухарского тумена, но при нём находится только один из эмиров — Хуссейн. Стало быть, что? Стало быть, выпоротый лазутчик вполне мог оказаться прав. Да, философски решил царевич, справедливостью является лишь то, что мы в данный момент считаем справедливостью, видимость иногда много убедительнее истины.
Правитель не имеет права ограничиваться в сложных ситуациях одними лишь размышлениями, хотя бы и самыми высокомудрыми. Правитель обязан что-то предпринять. Первое решение напрашивалось само собой — полторы тысячи всадников были отправлены бухарскому эмиру для усиления его гарнизона. Ильяс-Ходжа был уверен, что эти разбойники не посмеют напасть, но бухарский правитель слал такие слёзные и испуганные послания, что отказать ему было невозможно.
В народе зреет бунт, появление большой вооружённой шайки у городских стен может подхлестнуть разбойные настроения.
Мунке-багатур был отозван, ибо бессмысленно охранять пески, в которых никого нет. На обратном пути Мунке-багатуру было велено пройти через Кашкадарьинский тумен — не мешает лишний раз продемонстрировать силу на родине одного из мятежных вождей. До сведения Мунке-багатура было доведено, что, если возле Кеша и Карши после совершения рейда останется несколько сожжённых селений, нареканий чагатайской власти это не вызовет.
Теперь Самарканд.
Трудно в таком городе отыскать человека, если он не хочет, чтобы его разыскали. Ещё со времён Чингисхана осталось множество разрушенных зданий: медресе, бани, караван-сараи, просто частные дома. В этих развалинах ютились целые племена бродяг самого фантастического вида и неизвестного происхождения. Они там едят, спят, рождаются, болеют и умирают. С наступлением темноты они выходят на промысел. Кстати, до наступления темноты они тоже не сидят сложа руки, целые тучи оборванных, голодных, востроглазых, наглых ребятишек вьются между посетителями базаров и лошадиных рынков.
Помимо обыкновенных бродяг полно и бродяг верующих, несколько враждующих между собой религиозных орденов облюбовали развалины главного медресе в южной части города. Грязные, свирепые, вечно голодные, заунывно и непрерывно требующие подаяния. Жгут какие-то костры и устраивают таинственные моления, подозрительно напоминающие поклонения сатане.
Несколько раз Ильяс-Ходжа предпринимал попытки очистить город от человеческой нечисти, но потом эти попытки оставил, ибо невозможно сделать то, что сделать невозможно. Царевич подозревал, что причиной бесплодности его усилий явилось и то, что городские чиновники из числа местных жителей втайне сочувствовали и дервишам, и обыкновенным бродягам.
А что творится за заборами в садах и дворах зажиточных граждан, всех этих купцов и менял, внешне изъявляющих полную покорность при том, что у каждого кинжал за пазухой? Отравленный кинжал.
В любом из этих домов эмир Тимур мог при желании найти надёжное убежище.
Было известно, что где-то у северных ворот Самарканда живёт старшая сестра Тимура, но все попытки отыскать её закончились неудачей. Что помешает брату уклониться от встречи со стражниками, если это удаётся его сестре?
Одним словом, царевич, и так находившийся в состоянии, далёком от радужного, узнав, что в Самарканде появился Тимур, впал в самую настоящую ярость. Втрое были увеличены все караулы. Городские ворота было велено запирать за час до заката, а отпирать, когда уже полностью рассвело. Это нововведение сильно ударило по интересам огородников, торопившихся как можно раньше доставить на базар свой скоропортящийся продукт, что сильно увеличило недовольное брожение среди горожан.