Тимур-завоеватель и исламский мир позднего средневековья

Тимур велел Ибн Хальдуну дать разъяснение по Навуходоносору; тот считался тогда персидским полководцем, а не государем; значит, его положение было сравнимо с тем, которое было у Тимура по отношению к чагатайскому марионеточному хану. На это обстоятельство указал сам Тимур. Как раз в этот момент до него дошла весть, что городские ворота Дамаска открылись; пришли судьи, чтобы подчиниться и получить прощение из рук завоевателя. Тимур, который не мог идти из-за увечья в колене, без промедления сел на лошадь и поскакал к городу в гудящем барабанном шуме. Ибн Хальдун вскоре после этого стал свидетелем беседы с судьями, во время которой речь шла и о мерах, при помощи которых можно подготовить штурм крепости. В дни, когда бушевала битва за форт, Ибн Хальдун составил в лагере Тимура затребованное донесение о географии Магриба123.

Кроме того, Ибн Хальдун раздобыл несколько подарков, которые он вскоре поднес Тимуру; великолепный экземпляр Корана, ковер для молитвы, отрывок из очень популярных хвалебных стихов Пророку, автором которых был аль-Бузири (ум. 1293), четыре шкатулки с египетским узором. Тимур все благосклонно принял, даже откликнулся на просьбы Ибн Халь-дуна выписать всем арестованным чтецам Корана, авторам диванов и так далее, которые, должно быть, будут сопровождать чагатаидов в далекий Самарканд, документ, который гарантировал бы им безопасность души и тела. Когда наконец пришел день отхода чага-таевидов, Ибн Хальдун смог отправиться в путешествие в Каир, на свою вторую родину. Он отправился в путь к побережью Средиземного моря, так как надеялся, что в Сафаде найдет корабль, который отправится в Египет. Еще до того, как он добрался до портового города, у него и его попутчиков бедуины отобрали все имущество, далее одежду. Голые, пробивались они в Сафад. Через несколько дней османский парусник приплыл в порт. До Газы путешествовали на корабле. Оттуда Ибн Хальдун продолжил обратный путь по суше124.

ЯВНОЕ И СОКРОВЕННОЕ

Обращение Ибн Хальдуна к Тимуру, в котором он в сжатой форме связал свою теорию о ходе истории с предсказаниями астрологов, читается как скрытое отмежевание веры от какого-либо влияния сверхъестественных сил на события в этом мире; только чтобы получить благосклонность Тимура и чтобы не быть угнанным в далекий Самарканд, он упомянул спекуляции магрибских суфиев с появлением Фатими. И мышление Ибн Хальдуна понималось до сих пор как относящееся к совсем земным силам — из динамики чувства солидарности общностей, которые понимаются как родственные по крови, он объясняет восхождение династий; неизбежный развал этого чувства солидарности в ходе совершенствования обычаев, которое начинается сразу после захвата власти, ослабляет боевую силу и оканчивается свержением пережившей саму себя династии. Общности с неизрасходованным чувством солидарности занимают свое место, игра начинается сначала125. Трудность в этой действительно простой теории представляла роль, которую играли религиозные пожертвования, основание ислама Мухаммедом в этом процессе становления и уничтожения господства. Ибн Хальдун помогал себе дальше представлением, что через овладение проявленной верой чувство солидарности, влияющее самопроизвольно и до сих пор неожиданное, даже вредя общности, очищается до силы внутреннего руководства, осознанного индивидуумом в своей истине, и единственному членуобщности дается возможность подчиниться руководству внешнего мира, связанному с религиозными нормами, при отказе от всех поисков собственного «я». Другими словами, коллектив с узаконенным исламским господством может избежать распада126.

Учение Ибн Хальдуна о ходе истории и его обоснованности охватывает не только социологическую и религиозную сферу, но и космологическую. Он признается в сообщении о беседе с Тимуром, как сильно его будоражат намеки сведущих в астрономии суфиев и как он сам трудится над дальнейшим разъяснением этой тайны. То, что он превозносил Тимура как того самого предсказанного, могло быть вынужденной лестью — но, напротив, нелицемерным является убеждение, что за всеми земными событиями, беспорядочность которых можно уже немного разгладить учением о влиянии чувства солидарности, царит космический порядок; он, правда, не каждому непосредственно виден, суть его, однако, может быть считана людьми, сведущими в разнообразных знаках.