Таким образом, и такой человек, как Ибн Халь-дун, ученый шариата и проницательный историк-философ, также оказался затронутым мощным потоком идей, теологические и космологические идеи которого были доказаны метким словом о единственности бытия. Единственность бытия означает, что все явления связаны друг с другом и что они не имеют воспринимаемых человеческими органами чувств корней в области сокровенного, которое является необходимым дополнением мира чувств. Если хочешь обосновать события, воспринимаемые миром чувств, понять историю, нужно также попытаться увидеть корни явлений, уходящие в область сокровенного.
Для всех разумных людей стал несомненным факт, неоднократно подтвержденный опытом и событиями, что развитие этого мира зависит от справедливости и что любая жизнь расцветает только тогда, когда почитаются хорошие обычаи. Благодаря тому, что теперь сооружается высокая крыша мира, раскрашивается ковер земли, руководитель и подчиненный, правитель и верноподданный получили отведенное им место... Небо, которое является верхней частью космоса, было предназначено херувимам Бога, а место всех стран Бога — на земле... Если различие между высоким и низким исчезает, то устройство мира расшатывается... Чтобы помешать этому, разуму были даны полномочия отделить хорошее от плохого, благородное от пошлого... Законы, данные Богом, и стихи чудесного (божественного) откровения как искусные врачи; если смесь соков разума уклоняется от естественного убеждения, так что он предпочитает... плохое хорошему, те врачи предостерегают: «Никого нет среди нас, кто не имел бы определенного ранга!» (сура 37, 164)... Теперь в мастерской бытия царствование имеет то же самое воздействие, что и те искусные мастера: как врач может считать позволительным отделить определенный член для предотвращения общего ущерба, так и государи принимаются тоже за отделение и сортировку... и подобными мерами сплачивают мир... Эти соображения следующим образом вставляются в наш рассказ: мир долгое время был лишен тени могущественных султанов, и в любой империи кто-то захватывал власть. Так, страна Рум при царствовании Баязида погибла от молнии. Баязид с некоторого времени... хвастался своей независимостью, и теперь коварный демон вложил в его мозг яйцо переоценки самого себя, так что он стал заблуждаться в отношении своей власти, превысил предназначенный ему ранг, поставил свою ногу за пределы выделенного ему ковра и (в пику) такому величию... когда порог двора великие люди этого времени целуют губою рабства, постоянно говорил он о непослушании и направлял пошлые письма господину счастливых обстоятельств1...
С 1335 года Анатолия больше не наслаждалась «тенью ильханидского султана, дающею прохладу». И здесь гибель династии, основанной Хулагу, представила авантюристам и бывшим вассалам возможность возвыситься до ранга мелких князей — например, в Кайсери Эретне и его потомкам. Однако самое позднее с 1381 года они мирились с властью кади Бурхан-ад-дина, который без всякого стеснения и постоянно в союзе со счастьем до середины девяностых годов держал нити анатолийской политики в руках. Его самыми опасными соперниками, видимо, были князья Карамана; их намерения, конечно, совпадали в одном пункте с намерениями Бурхан-ад-дина: речь шла о том, чтобы выманить Османа Баязида из Анатолии. До середины четырнадцатого столетия Османы владели лишь сравнительно маленькой территорией, расположенной на западной окраине. Потом были захватывающие дух успехи на Балканах, увенчанные победой на Косовом поле. Но там султан Мурад пал в конце битвы, в то время как его войска торжествовали — благоприятное стечение обстоятельств для мелких князей Западной Анатолии, которые стремились под руководством Ала-ад-Дина из Карамана сразу урезать власть Османов, от которой исходила угроза. Но напрасно! Сын и наследник Мурада понимал эту опасность; уже в 1390 году он предпринял поход на юго-запад и насильственно присоединил княжества Айдин, Сарухан и Ментесе. Весной 1392 года он выступил в Среднюю Анатолию, завоевал почти всю страну Кандароджуллари и этим ощутимо помешал окружению кади Бурхан-ад-дина. О том, какая значительная военная сила была тогда в распоряжении Бурхан-ад-дина, свидетельствует тяжелое поражение, которое он нанес через несколько месяцев османскому султану2. Нам становится понятным, что Бурхан-ад-дин чувствовал себя достаточно сильным после этой победы, чтобы в последующие годы проводить описанную хитрую политику проволочек в отношении Тимура, и что тот также не пытался во что бы то ни стало дать решающий бой правителю Сиваса3.