– Да, – сухо отозвался Тандаджи. – Какие-то проблемы? Если это касается ее высочества Марины Рудлог…
– Не думаю, – Свидерский встал, прошелся по кабинету. Не мог он долго сидеть на месте. – Скорее, меня беспокоит ее состояние. Это не вопрос первостепенной важности, но я буду благодарен, если вы поинтересуетесь у наблюдающих, не происходило ли за последнюю неделю-две чего-то необычного.
– Мне бы доложили, – недовольно сказал тидусс.
– И все же, – настойчиво произнес Александр, – я прошу вас помочь мне.
– Личная заинтересованность, господин Свидерский? – небрежно вопросил Тандаджи.
– Пусть будет так, – покладисто согласился ректор МагУниверситета. Тидусс, которому до всего было дело, хмыкнул.
– Ждите. Скоро перезвоню.
И положил трубку.
Александр снова набрал Катю. Телефон она по-прежнему не брала. Может, она там уже вены режет?
«Или в ванной и не слышит звонков. Или играет с детьми. Или ужинает».
Тандаджи перезвонил через три минуты.
– Ничего странного, Александр Данилович. Ходит на работу, вечера проводит дома, за исключением вчерашнего дня… и ночи, – добавил он с едва заметной иронией. – Единственное, что может насторожить, – наш человек в ее доме утверждает, что два дня назад герцогиня внезапно решила отправить детей с няней в санаторий. Слуги удивлены, так как няня уехала за детьми в сад, ни слова не сказав, и обратно уже не вернулась, а вечером хозяйка объяснила, что они на отдыхе. Но ее светлость склонна к перемене настроения и некоторой истеричности, поэтому пообсуждали и затихли. Это всё.
– Благодарю, полковник.
– Обращайтесь, – с ледяным радушием ответил Тандаджи и отключился. А Алекс остановился у окна и покачал головой.
Когда она говорила, что не может остаться из-за детей, их уже не было дома. Катя, Катя, откуда ты взялась на мою голову?
Перед тем как открыть к ней Зеркало, Алекс набрал ее еще раз. И уже готовился отключиться, когда трубку взяли.
– Да, – раздался в телефоне хриплый и какой-то растерянный голос Симоновой.
– Катерина Степановна, – позвал он, – вы дома?
– Да, – повторила она с удивлением.
– Почему не берешь трубку?
Она вздохнула.
– Я… заснула. И еще посплю. Чувствую себя слабой.
– Твоя машина у университета.
– Я вызвала такси… поняла, что не в силах сесть за руль. Устала днем… с тобой. Сплю.
Говорила она словно через силу, и ему все происходящее совершенно перестало нравиться.
– Я зайду сейчас к тебе.
– Нет, Саш, – жалобно и хрипло попросила она, – не надо. Не хочу тебя сейчас видеть. Мне надо побыть одной. Завтра увидишь меня. И на выходных… отвези меня на море, Саш. В Эмираты. Желаю побыть дорогой любовницей. Буду выполнять твои прихоти. Все прихоти, Саш. – Он с усмешкой почувствовал, как его кольнуло возбуждением. – А ты – мои. Да?
– Да, – сказал Александр, сам себе удивляясь: смесь жалости, настороженности и вожделения была довольно свежим ощущением. – Куда-то конкретно хочешь?
– В один отель… вспомню адрес – скажу. Если не передумаю. Может, ночью позвоню… если захочу тебя.
– Звони, – согласился он. – И, Кать. Послушай меня внимательно. Если тебе нужна помощь. Любая помощь, понятно? Ты обратишься ко мне. Ты услышала меня? Катюш?
– Да, – проговорила Катерина.
– Хорошо. Следующий вопрос. Тебе нужна сейчас помощь? Для меня почти нет невозможного, Кать.
Она помолчала и судорожно вздохнула.
– Нет, Саш. До завтра.
Он отнял от уха затихший телефон. Перемены настроения, все эти непонятки и странности, притягивания-отталкивания должны были его раздражать. Но любопытство – куда же она его тянет – перевешивало всё. Что же, подождем до завтра.
Екатерина Симонова выронила телефон и ошалело потрясла головой. Несколько минут назад она очнулась от звонка, достала трубку, ответила на автомате. А сейчас приходила в себя.
В комнате было темно, но видела она все отчетливо, объемно. А зрение работало необычно – все предметы вокруг казались вылепленными из оттенков тьмы. Катерина лежала на кровати, в своем пальто, в сапогах, с сумкой на локте, и совершенно не помнила, как она сюда попала. Зато помнила жадно заполняющую ее энергию. Сила и сейчас была с ней, но Катя могла двигаться, могла управлять собой – потерянный у стены университета контроль, слава богам, вернулся. Она приподнялась, встала и покачнулась – ноги не держали, и кружилась голова. Испугалась, ухватилась за тумбочку – и та посыпалась под ее пальцами трухой. Страшно стало до безумия, и герцогиня отдернула руки, отряхнула с них древесный прах.
Что же она наделала?
Ручка двери, ведущей в ванную, от касания покрылась пятнами ржавчины, и Катерина быстро толкнула дверь локтем. И уставилась на свое отражение. Белое лицо. Черные волосы. И светящиеся ядовитой зеленью глаза.
Пресвятые боги, Великая Мать, что же она наделала?
Катя, зажав пальцами ткань пальто – рукав стал расползаться – повернула кран и протянула под воду дрожащие руки. И зашипела от облегчения – с потоком воды уходила избыточная энергия, глаза тускнели. Но внутри слабо, тихо заворочался голод.