Тёмное трио

– Вот и славно. Я тоже кое-что взял. И для вас – тоже, – произнёс Крест и добавил, отгоняя плохие предчувствия: – Сейчас ещё обговорим… и на кладбище.

***

– Плясунья теней!

– Менестрель костей!

– Художник крови!

Они прокричали всё это в сумрак вечера и ещё тесней встали в кружок, спина к спине. Крест ощутил, как по виску стекает капля холодного пота, и сильнее вгляделся в то, что их окружает: косые надгробия, рваные тряпки на худосочных ветках, земляные подушки, затянутые жухлой травой… Не дрогнет ли где веточка, не слетит ли потревоженный лист?

Крест закусил губу. На кладбище всё началось, на кладбище и закончится. Он специально решил звать их именно здесь: подальше от города, от живых, что так легко могут стать мёртвыми.

Крест пытался не думать, что будет с ними, если его ловушка не сработает. Наверняка об этом старались не думать и Туман с Чиби. Всем им было что терять. А надеяться на милосердие Трио… Что ж. Они уже видели это милосердие. Там, в психиатрической.

Вспомнив, Крест покрепче сжал зубы. Веселясь, Трио оставило в живых нескольких медсестёр, больных, Летту… Неужели они думают, что после такого они с радостью примкнут к ним?

«Они давно не люди. И думают они не по-людски», – встряхнулся Крест и услышал:

– Так-так… Станцуем буги на костях?

Художник возник из воздуха и небрежно, как о трость, опёрся о бетонную шпильку на чьём-то надгробии. Сзади, из-за деревьев, прошуршало платье: мягко ступая, подошла Плясунья, а Менестрель, что по-турецки уселся на свежей могиле в стороне, послал Чиби воздушный поцелуй.

«Все в сборе. Ну, спаси нас, Господи…»

Сглотнув, Крест шагнул от круга и пошёл к Художнику. За его спиной Туман двинулся к Плясунье, а бледная Чиби – к Менестрелю.

– Ты говорил, что можешь помочь, – сказал Крест, глядя в дыры, полные мерзкого паучьего копошения. В стороне друзья завели похожий разговор.

Вот Менестрель, улыбнувшись, дотронулся до щеки Чиби, и она не отпрянула. Вот и Плясунья, будто припорошенная снегом, расплылась в улыбке от слов Тумана.

– Могу, – кивнул Художник-Жорж. И Крест, с гулко забившимся сердцем, увидел, как по багровому стеклу пенсне скатилась кровавая капля. – Но всё имеет свою цену, Крест.

– Я готов. Нужна жертва?

– Верно, мой мальчик. И ты тоже начнёшь удивлять…

Художник приподнял кисть руки. Резко – так резко, что Крест вздрогнул, – он царапнул себя когтем, и на меловой коже выступила кровавая татуировка. Тощая, кривая тварь вылезла прямо из руки и бесёнком спрыгнула на землю у могилы.

– Я тебя всему научу. Всему-всему, – добавил Художник, наблюдая за весёлой тварью.

И тогда Крест ударил.

Нож, выдержанный в святой воде, тот самый клинок, что так любил отец, прошил костюм хилого монстра, вонзаясь под рёбра. Художник ахнул, красный бесёнок исчез, как огонь задутой свечи, и Крест, оскалив зубы, ринулся на врага, чтобы сдёрнуть пенсне. Позади кричали, но мир будто сузился, высветив лишь фигуру мёртвого Художника и его, Креста, руку, что, растопырив пальцы, медленно-медленно летела к багряному стеклу.

Секунда, удар сердца…

«Й-есть!»

Пенсне вдруг обожгло раскалённым железом. Ахнув, Крест выпустил его и повалился на землю, когда нечто рычащее сбило его с ног. Вонь гниющего мяса забила нос, шарф слетел с шеи – и вернулся петлёй-удавкой.

Крест захрипел. Он едва услышал, когда его позвали по имени.

– Крест, – сказал спокойный, усталый голос. – Что же ты наделал?

Теряя силы вместе с воздухом, Крест дёрнул рукой в попытке ранить монстра ножом. Один пинок – и оружие отлетело в сторону.

– Что же вы все наделали?..

Тварь, что, рыча, давила Кресту на грудь, вдруг исчезла, но шарф остался, выжимая воздух вместе с жизнью. Перед глазами вертелся хаос: лохматая голова невредимого Художника, кровавая капля с пенсне, отец на охоте и мамино платье с бантиками… Уши заложило, словно Крест с головой ушёл под воду, и там, под огромной давящей толщей, он слышал, как кричат его друзья. И план… был…

Скребущая по земле рука наткнулась на стекло.

…провален?..

Кажется, мясо на пальцах сгорело до костей. Но это был не конец, ещё не конец. Художник говорил что-то, ещё талдычил своё над толщей воды, когда рука Креста из последних сил подняла пенсне – и шарахнула хрупкую вещицу о землю.

Темнота.

Свободное горло и сладкий, невозможно сладкий воздух, что прорвался в измученные лёгкие.

– Полу… чи… ло… – прохрипел Крест.

А затем заговорил Художник:

– Что ж, мальчик. Это была хорошая попытка.

Нечто вздёрнуло Креста на ноги, растягивая его, как на дыбе. И лицо врага, пахнущее кровью и тленом, оказалось вплотную. На носу сидело давешнее пенсне – расколотое, в паутинке трещин… но столь же кровавое.

– Я дам тебе последний шанс. Последний шанс, Крест, – прошептал Художник, дыша смертью. – Тебе и твоим друзьям. Вы должны решить: с нами вы – или нет. Раз и навсегда решить, мальчик! У вас есть два дня на это.

Креста швырнуло обратно на землю. В нескольких метрах от него кто-то стонал и кашлял.

– А потом будет поздно, – договорил Художник, перед тем, как исчезнуть.

***