Читаем Типы прошлого полностью

— Вы меня, можетъ-быть, уже не застанете здѣсь въ это время, сказалъ Кемскій. — Но я оставляю полную довѣренность *** и заранѣе согласенъ на все, что вами будетъ съ нимъ покончено.

Г. Секкаторовъ готовился возражать на это заявленіе, но Рабенгорстъ взялъ каску, поклонился еще разъ и вышелъ.

Съ крайнимъ неудовольствіемъ, повидимому, послѣдовалъ его примѣру златоустный г. Секкаторовъ. Угрюмый взглядъ, кинутый имъ вслѣдъ товарищу, казалось, говорилъ: "эхъ ты, Нѣмецъ-простота! Вѣдь эдакимъ манеромъ не съ чѣмъ будетъ, пожалуй, въ Англійскій клубъ пріѣхать!" Въ виду такой консидераціи человѣкъ почвы уже рѣшительно бралъ верхъ надъ Европейцемъ.

XI

Проводивъ посѣтителей до передней, я вернулся въ Кемскому. Онъ встрѣтилъ меня смѣхомъ.

— Чему ты обрадовался! сказалъ я съ досадой. — Преглупая исторія выходитъ.

— Ваши слова заключаютъ и, мёгу даже сказать, содержатъ въ себѣ неопровержимую истину! отвѣчалъ онъ передразнивая Секкаторова. — А хорошъ этотъ доморощенный Французъ, очень хорошъ!

И онъ пуще разсмѣялся.

— Этотъ доморощенный Французъ подведетъ тебя подъ пулю, вотъ что я предвижу.

— Пуля меня не тронетъ, отвѣчалъ полушутя, полусеріозно Кемскій. — Мнѣ на Суматрѣ ворожея Малайка говорила: бояться августа мѣсяца и чернаго человѣка. Мы въ февралѣ, и г. Звѣницынъ имѣетъ волосы русые. Съ поля чести вернемся цѣлы и невредимы.

— Да выходить-то на это поле изъ-за вздора нелѣпо!

— Объ этомъ не спорю, какъ и о томъ, что горячиться мнѣ изъ-за вздора было нелѣпо. А впрочемъ, я въ этомъ и казнился предъ лицомъ Израиля: самъ ты слышалъ. Совѣсть моя спокойна, а тамъ, какъ эти франты разсудятъ, такъ пусть и рѣшаютъ. Который часъ?

— Десятаго половина.

— Половина десятаго! воскликнулъ онъ, вскакивая съ дивана. — Лечу!

— Куда?

— Еще спрашиваетъ! Гдѣ мой киверъ?

Онъ выбѣжалъ искать его въ спальню. Въ передней раздался звонокъ.

— Неужели опять они? сказалъ Кемскій, выходя съ киверомъ на головѣ и перчатками въ рукахъ.

— Вашъ человѣкъ васъ спрашиваетъ, доложилъ ему мой слуга.

— Грызунъ? Это онъ, бѣдняга, меня по городу ищетъ: пропалъ-де мой лейтенантъ! Какъ его только сюда натолкнуло! Подавайте его!

Вошелъ Грызунъ, коренастая, добродушная и какъ бы застывшая въ удивленіи фигура, въ толстой матросской курткѣ.

— Ты меня всю ночь прождалъ? спросилъ его Кемскій съ улыбкой.

— Есть, ваше благородіе.

— Утопъ, подумалъ?

— Пожалуй, что такъ, отвѣчалъ матросъ, разѣвая ротъ до самыхъ ушей.

— Ну, а сюда какимъ тебя вѣтромъ пришибло?

— Да вижу васъ нѣтъ, я утромъ въ адмиралу сходилъ,

— Къ генералу Чемисарову, то-есть?

— Точно такъ.

— Тамъ тебѣ и сказали?

— Чего-съ?

— Гдѣ меня отыскать?

— Я тамъ, значитъ, у людей спросилъ… Говорятъ, нѣтъ васъ. А знаете-ли, говорю, гдѣ они? Не знаемъ, говорятъ, не бывалъ. И самого адмирала, говорятъ, дома нѣтъ, — отчалили въ монастырь Богу молиться. Я съ тѣмъ и пошелъ. Вышелъ за ворота, анъ бѣжитъ за мной человѣкъ: ступай, говоритъ, скорѣй къ барышнѣ, къ адмиральской дочкѣ, значитъ.

— Ты ее самое видѣлъ? воскликнулъ Кемскій.

— Ихъ самихъ. Я вѣдь ихъ знаю, примолвилъ Грызунъ съ своею широкою дураковатою улыбкой.

— Что же она тебѣ сказала?

— Гдѣ твой баринъ? спрашиваютъ. Самъ не знаю, говорю, ваше превосходительство. Съ вечера, говорю, какъ уѣхали, такъ и не бывали. Онѣ какъ услыхали, такъ и сѣли, даже ручкой глазки свои позакрыли.

— Эво чучело! Вѣдь ты ее перепугалъ?

Грызунъ вытянулся и уперся растерянными глазами въ своего лейтенанта.

— Ну, говори дальше, что же она?

— Только онѣ говорятъ мнѣ: ты, спрашиваютъ, грамотѣ знаешь? — Ученъ, говорю. — Такъ на говорятъ, я тебѣ на бумажкѣ напишу; господинъ такой есть. Ты въ гостиницѣ вашей спроси, тамъ вѣрно, говорятъ, не безвѣдомо, гдѣ они стоятъ. Къ господину эвтому и ступай. Онъ, значитъ, знаетъ гдѣ баринъ. — Я и пошелъ. А онѣ опять говорятъ мнѣ: — погоди, я напишу къ нимъ, говорятъ, письмо. — Ушли, да потомъ и приносятъ цыдулочку. — На, говорятъ, барина отыщи, безпремѣнно, — и все это повторяютъ: безпремѣнно, безпремѣнно, и въ руки имъ самимъ отдай….

— Гдѣ же оно? нетерпѣливо закричалъ на него Кемскій.

Грызунъ полѣзъ толстыми своими пальцами за обшлагъ рукава и вытащилъ оттуда измятое письмо.

— Въ гостиницѣ люди меня сюда и прислали, домолвилъ онъ, пока Кемскій поспѣшно взламывалъ печать.

— Хорошо, ступай.

Онъ развернулъ тонкій листокъ бумаги и принялся читать.

— Господи Боже! Что же это такое! съ надрывающимъ стономъ воскликнулъ онъ вдругъ, роняя изъ рукъ письмо и схватываясь за голову. Киверъ его съ шумомъ грохнулся оземь.

— Что случилось, что она тебѣ пишетъ? спросилъ я съ испугомъ.

— Прочти! глухо проговорилъ онъ, отходя съ окну, и припалъ лбомъ къ холодному стеклу.

Я поднялъ письмо. Оно было написано торопливымъ, едва разборчивымъ почеркомъ. Слѣдъ выпавшей крупной слезы виднѣлся въ одномъ мѣстѣ въ формѣ большаго пятна, въ которомъ расплылись чернила. Содержаніе письма было приблизительно слѣдующее:

"Вашъ человѣкъ говоритъ — вы со вчерашняго вечера не возвращались…. Я угадываю, я знаю, — вы должны драться съ этимъ офицеромъ, и я одна виновата въ этомъ.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Сочинения
Сочинения

Иммануил Кант – самый влиятельный философ Европы, создатель грандиозной метафизической системы, основоположник немецкой классической философии.Книга содержит три фундаментальные работы Канта, затрагивающие философскую, эстетическую и нравственную проблематику.В «Критике способности суждения» Кант разрабатывает вопросы, посвященные сущности искусства, исследует темы прекрасного и возвышенного, изучает феномен творческой деятельности.«Критика чистого разума» является основополагающей работой Канта, ставшей поворотным событием в истории философской мысли.Труд «Основы метафизики нравственности» включает исследование, посвященное основным вопросам этики.Знакомство с наследием Канта является общеобязательным для людей, осваивающих гуманитарные, обществоведческие и технические специальности.

Иммануил Кант

Философия / Проза / Классическая проза ХIX века / Русская классическая проза / Прочая справочная литература / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
Бывшие люди
Бывшие люди

Книга историка и переводчика Дугласа Смита сравнима с легендарными историческими эпопеями – как по масштабу описываемых событий, так и по точности деталей и по душераздирающей драме человеческих судеб. Автору удалось в небольшой по объему книге дать развернутую картину трагедии русской аристократии после крушения империи – фактического уничтожения целого класса в результате советского террора. Значение описываемых в книге событий выходит далеко за пределы семейной истории знаменитых аристократических фамилий. Это часть страшной истории ХХ века – отношений государства и человека, когда огромные группы людей, объединенных общим происхождением, национальностью или убеждениями, объявлялись чуждыми элементами, ненужными и недостойными существования. «Бывшие люди» – бестселлер, вышедший на многих языках и теперь пришедший к русскоязычному читателю.

Дуглас Смит , Максим Горький

Публицистика / Русская классическая проза