Типы прошлого

Да и дѣйствительно, о чемъ же ему было печалиться? День стоялъ свѣтлый и тихій; слегка морозило; но въ воздухѣ неслись уже тѣ мягкія струи, что такъ отрадно льются вамъ въ грудь, — предвѣстники вешняго тепла. Весело было въ такой день урваться бѣдному труженику, осужденному черезъ два дня въ третій дышать зараженнымъ больничнымъ воздухомъ…

Но въ ту минуту его довольное лицо показалось мнѣ чуть не звѣрскимъ, и я уткнулся въ воротникъ шинели съ намѣреніемъ не заговаривать съ нимъ.

Виссаріону Никитичу было, впрочемъ, также не до разговоровъ. Онъ пыхтѣлъ подъ своимъ тулупомъ, который, очевидно, надѣвалъ въ первый разъ отъ роду, и то застегивалъ его, то распахивалъ, возясь въ саняхъ самымъ безпокойнымъ для сосѣда образомъ.

Такъ проѣхали мы молча почти всю дорогу, не встрѣтивъ на пути ни одного знакомаго лица.

Не доѣзжая заставы, вынеслась намъ наперерѣзъ изъ какого-то переулка лихая пара вороныхъ и, едва не зацѣпивъ крыломъ нашихъ саней, быстро промчалась впередъ, покрывъ насъ цѣлымъ облакомъ снѣжной пыли. Я узналъ Звѣницына и Рабенгорста по бѣлымъ ихъ фуражкамъ.

За ними вслѣдъ выѣхали старомодныя сани съ круглымъ задкомъ, запряженныя въ дышло двумя сильно храпѣвшими и взмыленными лошадьми. На облучкѣ стоялъ кучеръ, съ жиденькою разноцвѣтною бородой, — очевидно изъ дворовыхъ, — и въ порванной, когда-то синей, бархатной шапкѣ, поощряя кнутомъ своихъ чахоточныхъ коней самымъ прилежнымъ образомъ. Въ саняхъ сидѣлъ г. Секкаторовъ, котораго, впрочемъ, можно было скорѣе угадать, чѣмъ узнать подъ медвѣжьею шубой, укутывавшею его вплоть до самаго темени.

— Тише, дай имъ проѣхать! сказалъ я своему кучеру, собиравшемуся уже пустить въ обгонъ проѣхавшихъ, по неизбѣжному въ этомъ случаѣ чувству русскаго возницы, одареннаго благороднымъ честолюбіемъ.

— Ужь не они-ли? спросилъ меня докторъ.

— Кто они?

— Да ваша pars adversa, гвардіоны-стрѣлометатели, объяснилъ Виссаріонъ Никитичъ, у котораго были какія-то свои удивительныя выраженія.

— Вы отгадали, они сами.

— И старичокъ изъ ихъ же компаніи?

— Какой старичокъ?

— А вотъ что сейчасъ въ этомъ арбузѣ проѣхалъ?

— Этотъ старичокъ моложе васъ, почтеннѣйшій, возразилъ я, смѣясь.

— Кто-же онъ по профессіи? Фамилію не спрашиваю, примолвилъ докторъ, указывая глазами на нашего кучера.

— Московскій житель, изъ отставныхъ.

— Того же, значитъ, христолюбиваго воинства цвѣтъ и плодъ, молвилъ Виссаріонъ Никитичъ, качая головой. — Что-же онъ такъ не по-воински въ медвѣдя своего зарылся? Я помню, въ дѣтствѣ, у меня въ прописяхъ значилось: воинъ! не страшись ни глада, ни хлада, ни вражескаго меча, — съ большимъ восклицательнымъ знакомъ.

— Ему, вѣроятно, въ этомъ медвѣдѣ ловчѣе, чѣмъ вамъ въ вашемъ тулупѣ, сказалъ я ему на это, чувствуя чуть не въ двадцатый разъ уголъ его локтя въ моемъ боку.

Виссаріонъ Никитичъ фыркнулъ и замолкъ, продолжая, впрочемъ, толкать меня въ бокъ все такъ же немилосердно.

Тѣмъ временемъ достигли мы заставы. На дорогѣ предъ нею стоялъ длинный рядъ возовъ съ кладью; но въ то же время голосъ караульнаго крикнулъ: подвысь! Шлагбаумъ поднялся, и мы, вслѣдъ за потянувшимся обозомъ, преспокойно выѣхали на шоссе.

— Трогай! закричалъ я кучеру.

Мы не проѣхали и ста шаговъ. какъ вдругъ увидѣли. что къ намъ на встрѣчу мчатся бѣлыя фуражки.

— Они назадъ ѣдутъ! воскликнулъ докторъ.

Я велѣлъ остановиться. Подъѣхавъ къ намъ, офицеры выскочили изъ саней.

Тревога изображалась на ихъ лицахъ.

— Троекъ нашихъ нѣтъ! сказалъ мнѣ по-французски Звѣницынъ дрожавшимъ отъ волненія голосомъ.

— Какъ такъ?

— Нѣтъ, не пріѣхали. Ни ямщиковъ, ни моего человѣка. никого!

— А они должны были ждать насъ здѣсь, на постояломъ дворѣ, съ ранняго утра, добавилъ Рабенгорстъ.

— Человѣка моего я отправилъ къ этимъ подлецамъ ровно въ восемь часовъ. что могло съ нимъ случиться, непонятная вещь!

— Зашелъ, полагать надо, по дорогѣ, сотворить возліяніе Вакху, да тамъ и по сей часъ, сказалъ хладнокровно Виссаріонъ Никитичъ.

— Mais c'est impossible, il n'ose pas, le coquin! чуть не съ отчаяніемъ возразилъ ему Звѣницынъ.

— Пожалуй; отвѣчать нельзя, молвилъ Рабенгорстъ.

— Какъ быть однако? спросилъ я его.

— Я сейчасъ справлялся на постояломъ дворѣ: нельзя-ли гдѣ достать лошадей. Говорятъ: нѣтъ.

— Въ Ямской слободѣ можно нанять, сказалъ графу Виссаріонъ Никитичъ.

— Гдѣ это? Близко отсюда? спросилъ тотъ.

— Не знаю, не бывалъ, а только что есть она; въ каждомъ русскомъ городѣ есть ямская слобода, примолвилъ онъ, строго взглянувъ на офицера.

— Нѣтъ, гдѣ тамъ еще искать… Они задатокъ получили, должны пріѣхать! гнѣвно воскликнулъ Звѣницынъ, топая ногой.

— По-моему, теперь остается намъ одно, сказалъ графъ. — Я вернусь въ Москву за нашими троечниками, или найму тамъ другихъ, а вы подождите меня на постояломъ дворѣ.

Мы переглянулись молча. Никому, повидимому, не улыбалась эта перспектива.

— Вотъ, кстати, и г-нъ Секкаторовъ ѣдетъ, промолвилъ Рабенгорстъ. — Онъ тебя подвезетъ, Звѣницынъ. А я отправлюсь въ нашихъ саняхъ.