Типы прошлого

— Боже сохрани! Помилуйте, развѣ вы арестантъ какой-нибудь, cher capitaine, возразилъ ему тотъ успокоительно. — Поѣзжайте какъ и съ кѣмъ вамъ угодно. Мнѣ приказано только удостовѣриться лично въ томъ, что вы сегодня выѣхали въ Петербургъ. А стѣснять кого бы то ни было не входитъ ни въ кругъ моихъ обязанностей, ни въ образъ моихъ мыслей, промолвилъ съ достоинствомъ полковникъ Буйносовъ, который, дѣйствительно, никоимъ образомъ не сталъ бы дѣлать себѣ врага изъ гвардейскаго офицера, у котораго еще, пожалуй, могли быть связи въ Петербургѣ.

— Очень вамъ благодаренъ, но право не знаю, какъ я успѣю выѣхать сегодня, сказалъ, замолчавъ, кирасиръ, — человѣкъ мой пропалъ съ утра и…

— Человѣкъ вашъ задержанъ сегодня въ двѣнадцатомъ часу, въ пьяномъ видѣ на постояломъ дворѣ, въ Зарядьѣ, объяснилъ полковникъ улыбаясь, — и въ настоящую минуту находится у васъ на квартирѣ, въ гостиницѣ Шевалье.

— Мерзавецъ! воскликнулъ гнѣвно Звѣницынъ. — Такъ это вы чрезъ него узнали?…

— О предполагаемой вами прогулкѣ? досказалъ полицеймейстеръ, лукаво подмигивая глазомъ. — Вы не ошиблись. Впрочемъ, вы должны догадываться, что мы за вами слѣдили; мы третьяго дня еще знали, что вами наняты двѣ тройки до Серпухова, примолвилъ онъ, — очевидно прихвастнувъ.

— Вы мнѣ позволите сказать два слова г. ***? спросилъ его Звѣницынъ.

— Сдѣлайте милость, сколько угодно.

Я вылѣзъ изъ саней и отошелъ съ Звѣницынымъ на нѣсколько шаговъ.

— Скажите г. Кемскому отъ меня, молвилъ онъ, съ едва сдерживаемымъ бѣшенствомъ, что если онъ не трусъ, онъ пріѣдетъ въ Петербургъ разсчитаться со мной.

— Извините меня, г. Звѣницынъ, отвѣчалъ я ему, раздосадованный, въ свою очередь, такою неимовѣрною претензіей, — этого порученія я на себя не возьму. Кемскій сдѣлалъ все что отъ него зависѣло для вашего удовлетворенія. Онъ же наконецъ не виноватъ, что у васъ болтуны-пріятели и пьяные слуги. Службой онъ точно также связанъ какъ и вы. Если же вамъ непремѣнно хочется помѣняться съ нимъ пулей, такъ за этимъ, по всей справедливости, слѣдуетъ отправиться къ нему вамъ, а не ему къ вамъ.

— Хорошо; такъ въ такомъ случаѣ предварите его, что будь онъ на краю свѣта, я сумѣю отыскать недруга, грозно промолвилъ гвардеецъ и отошелъ отъ меня.- Ѣдемъ, Рабенгорстъ! закричалъ онъ товарищу.

— У меня такъ же къ вамъ два слова, cher conseiller, — сказалъ Буйносовъ, маня меня рукой изъ своихъ саней.

— Что вамъ угодно? спросилъ я, нехотя подходя къ нему.

— Приказано вамъ посовѣтовать, заговорилъ онъ, понижая голосъ, не на столько однакоже, чтобы слова его не дошли до ушей находившагося вблизи Секкаторова, — посидѣть у себя дома. пока не замолкнетъ въ городѣ говоръ по поводу этой исторіи.

— Что же это такое: арестъ? сказалъ я. — За что?

— Понимайте какъ знаете. Мое дѣло было передать вамъ, отвѣчалъ полицеймейстеръ.

Безмолвный до того Секкаторовъ обратился вдругъ къ нему съ вопросомъ.

— Et il n'у а rien pour moi, mon cher Bouinossof?

— Quoi donc? съ искреннимъ или притворнымъ удивленіемъ спросилъ его тотъ.

— Нѣтъ, такъ…. я думалъ. что…. Звѣницынъ! крикнулъ онъ:- я заѣду къ тебѣ на квартиру проститься…

— Сдѣлай одолженіе, сказалъ равнодушно гвардеецъ. усаживаясь въ сани съ Рабенгорстомъ.

— Буйносовъ, вѣдь и ты за ними? молвилъ Секкаторовъ.

— Да. А что?

— Не подвезешь-ли, братецъ, меня? Одры мои чуть ноги волочатъ.

— Садись, пожалуй; поѣдемъ.

— Merci. — Филиппъ, ступай полегоньку домой. Да смотри у меня, въ питейный домъ не заѣзжать! гнѣвно заключилъ, садясь въ полицеймейстерскія сани, г. Секкаторовъ, забывая свое столь еще недавнее восхваленіе странъ, озаренныхъ солнцемъ просвѣщенія, и возчувствовавъ, повидимому, съ новымъ удовольствіемъ родную почву подъ ногами.

Они уѣхали.

Виссаріонъ Никитичъ, успѣвшій въ продолженіе всего этого времени окончательно справиться съ своимъ тулупомъ и застегнуть его на всѣ крючки, обернулся ко мнѣ и разразился смѣхомъ,

— Ну, отецъ мой, одолжили вы меня! молвилъ онъ. — Ужь точно, можно съ Федромъ сказать: ex monte nascitur ridicuпus mus, — гора мышенкомъ разрѣшилась, все равно что программа иного изъ нашей братіи, ученыхъ. Благо, не долго рожала; вечеръ не пропалъ!.. Одно вотъ скверно, — докторъ указалъ мнѣ рукой сквозь наступавшую мглу на скученный на одной сторонѣ шоссе и застрявшій за нашими санями обозъ, вокругъ котораго похаживали извощики, похлопывая себя рукавицами по плечамъ и нетерпѣливо постукивая валенками по хрустѣвшему снѣгу, — за что мужичкамъ-то лишній часъ мерзнуть приходится изъ-за барскаго вздора? А впрочемъ, промолвилъ онъ беззаботно, — помните Мочалова въ Гамлетѣ:

   Оленя ранили стрѣлой,   А лань здоровая смѣется;   Заснулъ одинъ, не спитъ другой,   И такъ на свѣтѣ все ведется!

И докторъ всю дорогу проговорилъ о Мочаловѣ. Я довезъ его и поѣхалъ домой.

XVIII