Типы прошлого

"Когда привезли меня сюда изъ Крыма, когда послѣ того мертвящаго воздуха повѣяло на меня вѣтромъ нашихъ степей, мнѣ стало легче, всѣ болѣзненные признаки, страданія, исчезали съ каждымъ днемъ; оставалась только большая слабость. Лучъ надежды опять заигралъ предо мной. — Я вѣдь выздоровѣю, Карлъ Ивановичъ? спрашивала я моего добраго Эша, который переселился теперь сюда изъ Рай-Воздвиженскаго и не покидаетъ меня. — О да, о да, увѣрялъ онъ меня, подолгу объясняя каждый разъ, что организмъ мой цѣлъ, что я больна была лишь отъ слишкомъ сильныхъ эмоцій, но что онъ меня вылѣчитъ, непремѣнно вылѣчитъ. Но глаза добраго Нѣмца измѣняли ему; они при этомъ какъ-то пресмѣшно моргали и косились; ему, бѣдному, самому такъ хотѣлось вѣрить въ мое выздоровленіе… — Карлъ Ивановичъ, говорю я ему однажды, скажите мнѣ, почему это доктора не лѣчатъ обыкновенно ни женъ своихъ, ни дѣтей, никого изъ очень близкихъ имъ людей, а прибѣгаютъ, въ случаѣ ихъ болѣзни, въ помощи другаго медика? Онъ никакъ не ожидалъ, что я готовлю ему западню, и добродушно отвѣчалъ, что это потому, что для успѣшнаго пользованія больнаго врачу прежде всего нужно полное спокойствіе духа, а что духъ врача не можетъ быть спокоенъ, когда онъ, какъ человѣкъ, волнуется за близкихъ его сердцу.

"- Карлъ Ивановичъ, вы меня очень любите? спрашиваю я.

"- О да, о да! заговорилъ онъ растроганный, какъ родная дочь я васъ люблю, люблю съ того время,

когда вы были маленькая ребенокъ.

"- Такъ вы согласитесь, чтобъ я посовѣтовалась съ другимъ докторомъ? Вы не можете быть вѣрнымъ судьей моей болѣзни, вы сами себѣ сейчасъ приговоръ подписали…

"Карлъ Ивановичъ былъ очень смущенъ моею хитростью, онъ началъ спорить, сердился, но я настояла, и онъ обѣщалъ мнѣ привезти консультанта изъ Б. Но я этого не хотѣла: онъ могъ бы сговориться съ нимъ, а я хотѣла, во что бы ни стало, знать правду о моемъ положеніи. Я попросила тетушку написать въ К. Отвѣтъ былъ полученъ въ тотъ же день: К. отъ насъ всего въ восьми верстахъ. Случилось, что въ то время находился тамъ проѣздомъ очень хорошій докторъ изъ Москвы, нѣкто г. Латышевъ. Его зовутъ Виссаріонъ Ѳедоровичъ; онъ говорилъ мнѣ, что слышалъ про васъ, Владиміръ, что онъ даже былъ приглашенъ присутствовать, когда вы должны были драться, — помните, въ Москвѣ, съ этимъ офицеромъ, Звѣницынымъ… Боже мой, вспомнить страшно. Какія минуты я тогда пережила!.. Этотъ г. Латышевъ очень мнѣ понравился; на первый взглядъ онъ кажется букой икакъ-будто на все и на всѣхъ сердится, но умные и честные глаза его тотчасъ внушаютъ въ нему довѣріе. Онъ нѣсколько разъ пріѣзжалъ ко мнѣ, разспрашивалъ, слушалъ мою грудь. Я передала ему неутѣшительное заключеніе о ней, слышанное мною отъ П. въ Крыму. Добрый Карлъ Ивановичъ, бывшій тутъ, весь раскраснѣлся, затопалъ ногой и назвалъ П. шутомъ. Латышевъ ничего не сказалъ, только посмотрѣлъ на Карла Ивановича и закусилъ губу. Чрезъ два дня онъ пріѣхалъ въ монастырь и прошелъ ко мнѣ чрезъ кладбище, дознавшись предварительно у послушницы, что у меня никого нѣтъ.

"- Я радъ, что вы однѣ, сказалъ онъ, — надо съ вами серьезно поговорить; вашъ Нѣмецъ добрый старикъ, но безтолковъ: онъ только путаеть. — Онъ возобновилъ свои вопросы, настаивалъ на многихъ подробностяхъ моей болѣзни, моей прошедшей жизни. — Вы много приняли горя на своемъ вѣку? спросилъ онъ вдругъ.

"- Много, докторъ.

"- То-то, сказалъ онъ, нахмурясь. — Болѣзнь ваша въ сущности дрянь, но отпору ей нѣтъ, жизненной силы мало. П. не шутъ, какъ выражается вашъ нѣмчура, и никогда шутомъ не былъ, — онъ правду сказалъ…

"- Говорите откровенно, докторъ, спросила я его:- много ли мнѣ еще остается жить?

"- Э, да вы у меня молодецъ! воскликнулъ онъ почти весело:- прямо итоги подводите!

"Онъ назвалъ мнѣ мою болѣзнь, — какое-то мудреное латинское названіе, — опредѣлилъ ея характеръ, симптомы; я поняла, что у меня то, что называютъ consoption. Слава Богу, я умру безъ страданія, тихо, — угасну, какъ выражался г. Латышевъ… Онъ обѣщалъ мнѣ еще три-четыре мѣсяца жизни, если я только буду пай-дитя, не буду расточатъ масла, остающагося съ лампадѣ.

"- Вамъ не хочется умирать? спросилъ онъ предъ прощаньемъ.

"- Не для себя, докторъ, сказала я и не выдержала, расплакалась.

"Онъ держалъ мою руку въ это время и вдругъ, неожиданно, крѣпко поцѣловалъ ее, взялъ шляпу и ушелъ, не говоря ни слова. Онъ добрый человѣкъ… Сегодня, говорилъ мнѣ Эшъ, онъ уѣхалъ обратно въ Москву.

"Я ужасно устала, другъ мой. Буду продолжать завтра".

*-