Типы прошлого

— Что же этотъ отчаянный республиканецъ дѣлалъ у вашей княгини?

— Ахъ, да онъ прекрасный человѣкъ, un causeur charmant, de l'esprit plein ses poches…. Мы все время говорили о нашей великой реформѣ, онъ съ большимъ уваженіемъ относится о Россіи. И при этомъ отличную вещь сказалъ, удивительную вещь: le peuple russe est un enfant gйant qui sort de ses langes.

— Вамъ понравилось? спросилъ я съ невольною улыбкой.

Г. Секкаторовъ тотчасъ же и окрысился.

— Конечно, вы, можетъ-быть, принадлежите къ числу лицъ, относящихся съ полнымъ равнодушіемъ къ тому, что говорятъ о насъ въ чужихъ краяхъ. Но я, признаюсь вамъ, держусь иныхъ убѣжденій. Я полагаю, что намъ слѣдуетъ еще очень и очень дорожить мнѣніемъ о насъ иностранцевъ. И мнѣ пріятно, я не скрываю, каждый разъ, когда мнѣ приходится слышать заслуженно-лестный отзывъ о моемъ отечествѣ изъ устъ передоваго Европейца.

Всю эту бравурную тираду г. Секваторовъ проговорилъ съ такимъ самодовольствомъ, что, надо полагать, онъ самъ себя въ эту минуту почиталъ чѣмъ-то въ родѣ Стразбургской колокольни.

Мнѣ ничего не оставалось, какъ смиренно преклонить повинную голову.

— Княгиня очень интересовалась вашимъ пріятелемъ, г. Кемскимъ, продолжалъ Секкаторовъ, переходя опять на свои бархатныя ноты.

— По какому это случаю?

— Да все по поводу того же разговора съ Гарнье-Пажесомъ. Мы между прочимъ коснулись Крымской кампаніи, а онъ и говоритъ: "je voudrais bien rencontrer un de vos héros de Sebastopol". Я ему и говорю: "il y en a précisément un ici". — "Qui cela, qui cela?" спрашиваетъ княгиня. Я на-звалъ г. Кемскаго. "Ah, mon Dieu, говоритъ она мнѣ, - il faut absolument que vous me rameniez; je tiens à le présenter à monsieur Garnier-Pagès". Я послѣ обѣда отправлюсь его отыскивать, передамъ ему приглашеніе княгини…

— Не совѣтую вамъ, сказалъ я.

Г. Секкаторовъ взглянулъ на меня большими удивленными глазами.

—

Пёчему же это? спросилъ онъ меня съ легкимъ шипѣніемъ.

— Потому что онъ почтетъ это для себя оскорбленіемъ.

— Оскёрбленіемъ? еще удивленнѣе повторилъ г. Секкаторовъ.

— Точно такъ, — оскорбительною насмѣшкой. Онъ не повѣритъ, чтобы русской женщинѣ могло придти серьезно въ голову пригласить его на роль ученаго звѣря для удовлетворенія любопытства перваго встрѣчнаго Француза.

— Помилуйте… я васъ не понимаю… вы такъ странно выражаетесь, — ученый звѣрь… и притомъ какой же это первый встрѣчный? залепеталъ г. Секкаторовъ, краснѣя и видимо теряясь:- я говорю, г. Гарнье-Пажесъ… знаменитость.

— Да хоть бы самъ г. Тьеръ, не все-ли это равно? сказалъ я.

— Это очень странно… и я, конечно, никогда не думалъ… но я не спорю, de guetibus non est disputandis, учено объяснилъ онъ, окончательно сконфузясь.

— Я васъ предварилъ, а впрочемъ ваша воля, примирительно замѣтилъ я ему.

Но онъ уже не отвѣчалъ мнѣ и, обратившись въ сосѣду своему съ правой стороны, рыжему и вислоухому бюргеру, съ огромнѣйшимъ ртомъ, завелъ рѣчь о превосходствѣ французской кухни надъ нѣмецкою. Нѣмецъ ничего не отвѣчалъ, но уписывалъ блюдо за блюдомъ съ жадностью, служившею лучшимъ опроверженіемъ легкомысленныхъ кулинарныхъ понятій его собесѣдника…

Съ этихъ поръ я уже болѣе не встрѣчался съ просвѣщеннымъ г. Секкаторовымъ.

VI

Я прожилъ еще три дня въ Баденѣ; но напрасно искалъ случая еще разъ свидѣться съ Кемскимъ. Онъ видимо избѣгалъ меня, уходилъ рано изъ дому, и съ минуты открытія игры до поздней ночи не отрывался отъ зеленаго стола. Оставаться долѣе было бы и смѣшно, и безполезно, да и что могъ я сдѣлать наконецъ?…

Въ день моего отъѣзда, я засталъ его рано утромъ. Но свиданіе наше было холодно и натянуто; о рукописи, переданной имъ мнѣ, онъ не упомянулъ ни единымъ словомъ и въ теченіе разговора видимо старался обойти все, что могло относиться къ нему и къ его прошедшему. Только въ послѣднюю минуту, когда я ему протянулъ руку на прощанье, его передернуло; онъ привсталъ, привлекъ меня къ себѣ и крѣпко обнялъ.

— Прощай, ***, да хранитъ тебя Богъ! Когда вернешься, промолвилъ онъ, и голосъ его дрогнулъ, — поклонись отъ меня матушкѣ родной землѣ. Хорошая пора для нея настаетъ, да не суждено мнѣ болѣе служить ей… сгорѣлъ я до времени…

— Я надѣюсь встрѣтиться съ тобой въ Россіи, Кемскій, сказалъ я.

— Надѣешься? повторилъ онъ. — Такъ посмотри на меня и скажи, по совѣсти, какъ ты полагаешь: надолго-ли еще меня хватитъ?

Я взглянулъ на него и… не нашелъ отвѣта…

* * *

Онъ умеръ въ 1862 г. въ Пасси, близь Парижа, въ maison de santé, куда его перевезъ старый нашъ лицейскій товарищъ, А., наткнувшійся на него случайно въ Испаніи. За нѣсколько мѣсяцевъ до его кончины я посѣтилъ его, но онъ меня не узналъ. Онъ давно уже никого не узнавалъ…

Рукопись Надежды Павловны, отправленная мною, по возвращеніи моемъ въ Россію, въ *** монастырь, на имя игуменьи Варсонофіи, возвращена была мнѣ чрезъ годъ изъ почтамта, съ надписью, гласившею, что въ означенномъ монастырѣ такой игуменьи не оказалось. А не оказалось, какъ я узналъ впослѣдствіи, по весьма простой причинѣ: она скончалась незадолго до встрѣчи нашей съ Кемскимъ въ Баденѣ.