"Вы помните, другъ мой, когда мы съ вами въ послѣдній разъ видѣлись въ Рай-Воздвиженскомъ. Это было въ маѣ мѣсяцѣ, семь лѣтъ тому назадъ. Корабль вашъ уходилъ въ Англію. Вы уѣзжали. Въ день вашего отъѣзда, утромъ, вы зашли во мнѣ. Мы остались на минуту одни. — Наденька, вы не забудете меня, вы не измѣнитесь ко мнѣ? сказали вы. — О, никогда, никогда! отвѣчала я, подавая вамъ обѣ руки и заливаясь слезами. Я васъ любила, Владиміръ, нѣжно любила съ дѣтства, привыкла я относить въ вамъ лучшіе помыслы мои и чувства. Я знала, что должна быть вашею женой, видѣла, какъ этого желали всѣ окружавшіе меня, какъ при одномъ видѣ вашемъ переставалъ хмурить отецъ мой свои грозныя брови. Когда я еще была маленькою, матушка ваша унимала мои слезы обѣщаніемъ выдать меня, когда выросту большая, за своего Володю. Когда я стала старше, моя добрая, старая гувернантка, — помните, — миссъ Сарра-Мэкдефъ, смиряла мое упрямство угрозой, что Mister Woldemar chall know it. Покойный братъ Вася, Андрюша Кирилинъ, учившійся съ нимъ вмѣстѣ, постоянно дразнили меня вами. Все питало, все растило чувство мое къ вамъ… О, не уѣзжай вы тогда, Владиміръ!… Я помню, когда вы получили изъ Николаева бумагу, требовавшую васъ на службу, — это было за обѣдомъ, — вы поблѣднѣли и молча передали ее чрезъ столъ батюшкѣ. Я вся занѣмѣла, сердце у меня упало… Не даромъ это было! Я предчувствовала, что страшный ударъ готовится разразиться надъ нами, — и громъ ударилъ, батюшка свернулъ бумагу, строго взглянулъ на васъ, въ отвѣтъ вашему печально вопросительному взгляду; и произнесъ только одно слово: "долгъ твой"; потомъ обернулся въ дворецкому и сказалъ: "Владиміръ Александровичъ завтра ѣдетъ; въ 12-ти часамъ подъ желтую коляску четверку лошадей". О, какъ долго потомъ звучали мнѣ, надрывая сердце, какъ погребальный колоколъ, эти холодныя, безпощадныя слова! Не они-ли въ самомъ дѣлѣ и похоронили на вѣки мое и ваше счастье?…
"Я ушла въ этотъ вечеръ въ себѣ наверхъ, подъ предлогомъ головной боли, и не выходила уже оттуда цѣлую недѣлю. Вы уѣхали на другой день… Ябыла въ отчаяніи, никого не хотѣла видѣть, лишилась сна. Батюшка послалъ ко мнѣ Карла Ивановича: я попросила его оставить меня въ покоѣ. Наконецъ батюшка, противъ своего обыкновенія, самъ зашелъ ко мнѣ однажды послѣ обѣда. Я могла замѣтить, что онъ былъ со мной какъ бы нѣжнѣе обыкновеннаго, поминалъ васъ и сказалъ, что васъ надо ждать въ Рождеству.
"- Восемь мѣсяцевъ! воскликнула я, вѣкъ цѣлый! Онъ могъ совсѣмъ не ѣхать, папа, вы его заставили.
"- Онъ могъ сказаться больнымъ, или въ отставку выйти.
"- Не слѣдуетъ, ложь! И повторивъ опять слово:
"Миссъ Мэкдефъ улыбнулась и сообщила мнѣ, что онъ безпокоился обо мнѣ и каждый день требовалъ ее въ себѣ съ отчетомъ о моемъ здоровьѣ.