Титан. Жизнь Джона Рокфеллера

Пока его сын создавал один город в центре Манхэттена и воссоздавал другой в Вильямсбурге, штат Виргиния, Рокфеллер оставался любопытным образом равнодушен к городскому комплексу, который увековечит его имя. Поразительно, но, вероятно, нога его ни разу не ступала на площадь Рокфеллеровского центра. «Он не интересовался вещами такого рода, – сказал Младший, – не думаю, чтобы мы обсуждали Вильямсбург, и мы редко обсуждали Рокфеллеровский центр… Он был человек широких взглядов и большой терпимости, но такого рода вещи не входили в его жизнь. Он вполне мог расспросить о финансировании или проблемах с рабочими в Рокфеллеровском центре или Вильямсбурге, но это практически единственное, что его интересовало»¹³. Возможно, Старший следил за прогрессом внимательнее, чем осознавал Младший, так как, по воспоминаниям Нелсона, дед дремал, проснулся, подозвал его к своему большому креслу и начал задавать проницательные, подробные вопросы о центре. Тем не менее поглощенный собственными творениями Рокфеллер предпочитал отсеивать достижения сына и проходить мимо того, что не он начинал. При всем при том Младший оставался раболепно предан отцу. Телеграмма, которую он отправил накануне визита, подытоживает это почтение: «Еду не потому, что думаю, что нужен тебе, но потому что ты нужен мне»

¹⁴.

* * *

После девяноста лет Рокфеллер лучился радостью пожилого государственного деятеля. Длинный и тонкий человечек весил меньше сотни фунтов и выглядел так, будто его уменьшил шаман. На него едва ли повлияла новая волна книг с нападками на Рокфеллера, возникшая в атмосфере депрессии. В таких книгах, как «Бароны-разбойники» Мэтью Джозефсона критики вернулись к обсуждению взглядов, изложенных Генри Демарестом Ллойдом и Идой Тарбелл, о том, что Рокфеллер был величайшей корпорацией – разбойником своих дней – и обязан успехом бессердечности и нечестности, а не предпринимательской жилке. Но всплеск старых обид оказался недолговечным. На подъеме патриотизма, сопровождавшего Вторую мировую войну, вновь вернулось одобрение людей железной воли в американской промышленности, которые дали военную мощь стране – взгляд во многом заметен в авторизованной двухтомной биографии Рокфеллера, опубликованной историком Университета Колумбия Алланом Невинсом в 1940 году и в пересмотренном виде в 1953-м. Из Рокфеллера всегда делали либо героя, либо злодея – в зависимости от нравов времен.

Рокфеллер, все еще энергичный, мог отправить мяч для гольфа на сто шестьдесят пять ярдов (ок. 150 м). В 1930 году он прошел шесть лунок за двадцать пять ударов. Затем его силы начали угасать, и ему постепенно пришлось сокращать игру. С характерной для него точностью он сократил число ежедневных лунок с шести до четырех, затем до двух; после того как в 1932 году он подхватил сильнейший насморк, ему пришлось вообще отказаться от гольфа. Девяностотрехлетний Рокфеллер вынырнул из плохого самочувствия и вернул благодушие. Одна газета рассказала: «Он был так рад опять оказаться на теплом солнышке, что остановился и пропел гимн, глядя искрящимися глазами на множество блестящих цветов и кустарников»¹⁵. Он вновь и вновь повторял свое желание дожить до ста лет и рассматривал это как окончательный вердикт Бога по его жизни. «Многие верят, что я причинил много вреда в мире, – сказал он мэру Ормонд-Бич Джорджу Н. Ригби, – но, с другой стороны, я пытался делать то добро, какое мог, и я очень хотел бы дожить до ста»¹⁶

. Ригби писал, что Рокфеллер к концу жизни становился все больше отрешенным от материальных вещей:

«Я помню один день, мы сидели у него на крыльце в Ормонде, глядя, как по реке Галифакс с Палм-Бич медленно проплывает самая усовершенствованная яхта. Он выразил удивление, какое удовольствие человек может получать от такой зрелищности и претенциозности. Затем, через момент-другой, все выражение его лица изменилось, и он с энтузиазмом спросил: "Не правда ли, красивый дождь был у нас прошлой ночью?"»¹⁷