Титаны Возрождения. Леонардо и Микеланджело

Этой работе мешали препирательства с Франческо Марией делла Ровере по поводу гробницы Юлия II. В конце 1523 г. в одном из писем своему представителю в Риме Джованни Франческо Фаттуччи, канонику собора Санта Мария дель Фьоре, Микеланджело изложил свое видение конфликта. «…Когда я находился в Риме при названном папе Юлии и когда он заказал мне свою гробницу, на которую уходило на тысячу дукатов одного мрамора, он приказал мне их уплатить и послал меня за мрамором в Каррару, где я пробыл почти восемь месяцев, отдавал в оттеску и перевез почти все глыбы на площадь Санто-Пьетро, часть же их осталась в Рипа. Далее, закончив выплаты портовых пошлин и истратив все деньги, полученные за названную работу, я обставил дом, которым владел на площади Санто-Пьетро, кроватями и всяким скарбом на свои средства. В надежде на гробницу я выписал из Флоренции для работы подмастерьев, некоторые из них до сих пор живы, и заплатил им деньги вперед из своих средств. В это время папа Юлий переменил свое намерение и не хотел продолжать гробницы. Я же, не зная этого и отправившись к нему за деньгами, был изгнан из его покоев. Из-за этой обиды я тотчас же покинул Рим. И то, что я имел в доме, пошло прахом, а названные глыбы, которые были мною привезены, простояли на площади Санто-Пьетро до избрания папы Льва. И с той и с другой стороны все складывалось как нельзя хуже. В числе прочего, что я могу доказать, Агостино Киджи похитил у меня в Рипа две глыбы по четыре с половиной локтя каждая, которые стоили мне больше пятидесяти дукатов золотом; эти деньги можно было бы получить обратно потому, что имеются свидетели. Однако возвращаюсь к мрамору. С того времени, как я за ним ездил и оставался в Карраре, и вплоть до того, как меня выгнали из дворца, прошло больше года. За это время я ни разу не получал, а вложил несколько десятков дукатов. Далее, первый раз, как папа Юлий побывал в Болонье, я вынужден был туда отправиться и с веревкой на шее просить прощения. После чего он поручил мне сделать из бронзы его фигуру, которая, сидя, была в высоту около шести локтей. Когда он спросил, сколько она обойдется, я ответил, что собираюсь отливать ее за тысячу дукатов, но что это не мое искусство и что я не хочу себя обязывать. Он мне ответил: „Иди, работай и отливай ее столько раз, сколько понадобится, а мы заплатим тебе столько, что ты будешь доволен”. Словом, ее отливали дважды, и за два года, что я там пробыл, я, как оказалось, разбогател на четыре с половиной дуката. С тех пор я ничего больше не получал. Все же мои расходы составили за названные два года ту тысячу дукатов, за которую, как я сказал, ее можно было отлить, каковые мне и были уплачены в несколько сроков мессером Антонмарией да Леньяно, болонцем.

После того как фигура была поставлена на фасад Сан Петронио и я вернулся в Рим, папа Юлий опять-таки не захотел, чтобы я делал гробницу, и поставил меня расписывать свод [капеллы] Сикста, и мы с ним договорились на трех тысячах дукатов. В первом наброске этой работы были только двенадцать апостолов в парусах [lunette], а остальное – некое членение, заполненное, как обычно, всякими украшениями.

Далее, когда работа была уже начата, мне показалось, что вещь получится бедная, и я сказал папе, что если делать там одних апостолов, то вещь, как мне кажется, получается бедной. Он спросил меня почему. Я ему сказал, потому что и они были бедные. Тогда он мне дал новое поручение, чтобы я делал все, что захочу, и [сказал], что он меня не обидит и чтобы я расписывал все, вплоть до нижних фресок [storie]. В это время, когда свод был почти что закончен, папа вернулся в Болонью. Поэтому я ездил туда дважды за деньгами, которые мне причитались, и ничего не делал и потерял все это время, пока не вернулся в Рим. Вернувшись в Рим, я принялся за картоны для названного произведения, а именно для торцовых и продольных стен, окружающих названную капеллу Сикста, в надежде получить деньги и закончить работу. Но так и не смог ничего получить. И однажды, когда я пожаловался мессеру Бернардо да Биббиене и Аталанте (Милиоротти. – Д.Б.), что я, мол, больше не могу оставаться в Риме и что мне следует убираться с богом, мессер Бернардо сказал Аталанте, чтобы тот ему напомнил, что он во что бы то ни стало хочет добиться для меня денег. И он сделал так, что мне выдали две тысячи дукатов из папской казны. Это, вместе с первой тысячей за мрамор, – те, что они ставят мне в счет за гробницу. А я считал, что должен получить больше за потерянное время и за сделанные мною работы. А так как мессер Бернардо и Аталанте меня воскресили, я заплатил одному из них сто дукатов, а другому пятьдесят.