Тито и товарищи

В телеграмме, которую Тито послал воинам 3-го Украинского фронта по поводу освобождения Белграда, говорилось: «Ваша кровь и кровь бойцов НОЛЮ, пролитая в совместной борьбе против общего врага, навсегда укрепит братство народов Югославии с народами Советского Союза»[800]

. За этой риторикой, однако, скрывалась другая реальность. Напряженность в отношениях между югославами и русскими возникала не только по вопросам престижа, но и из-за поведения красноармейцев, которые вели себя в Сербии как в оккупированной стране, грабили, насиловали женщин и убивали мирных жителей. Инцидент, переполнивший чашу терпения, произошел в Чукарице, белградском предместье, где один серб позвал группу красноармейцев на ужин. Когда русские напились, один из гостей, майор по чину, напал на жену хозяина, многодетную мать. Муж встал на ее защиту, и русские вышвырнули его из дома, а жену изнасиловали семь человек. После этого супруги повесились. Это событие вызвало в Белграде настоящее ожесточение, так что Тито был вынужден сделать официальное заявление генералу Корнееву. «От имени советского правительства я выражаю протест против подобных инсинуаций по отношению к Красной армии», – ответил тот. «Факт, – озабоченно рассказывал Джилас, присутствовавший на встрече, – что наши враги используют эти происшествия. Поступки воинов Красной армии они сравнивают с поведением английских офицеров, которые не позволяют себе таких бесчинств»[801]

. В конце октября Тито как можно более осторожно сообщил о проблеме самому Сталину, говоря, что это его коммунистический долг, и к тому же упомянул о том, что Красная армия не выполняет договоренности о том, что отдаст народно-освободительной армии военную добычу, захваченную в Белграде. Из 500 конфискованных грузовиков и автомобилей югославской армии удалось удержать только 6. Тито попросил Сталина послать ему несколько тысяч грузовиков для нужд армии на Сремском фронте и для снабжения городов, жители которых умирают с голода. Сталин резко ответил, что никакой договоренности о передаче «трофеев» не было, и отверг обвинения в адрес советских офицеров и солдат в «отдельных инцидентах и проступках». Их нельзя распространять на всю Красную армию[802]

. С того момента его отношение к Югославии и партизанскому движению заметно ухудшилось, на что указывают оскорбительные замечания, которые он вновь и вновь высказывал в разговорах с югославами: «Ваши партизаны слабо сражаются. Не нюхали пороху. Посмотрите на болгар, вот это настоящая армия!» [803]

Старания советского командования обуздать своих воинов не увенчались успехом, о чем свидетельствует сообщение американского офицера УСС из Белграда, дошедшее в конце декабря до самого Рузвельта. «Встает вопрос о том, как они (красноармейцы) будут себя вести, когда покинут дружественную и освобожденную Югославию и захватят саму Германию»[804].