Тито и товарищи

Хотя полемика относительно поведения красноармейцев негативно повлияла на советско-югославские отношения, она не могла их серьезно испортить, поскольку этот союз дал возможность партизанам отпраздновать победу не только над немцами и их сербскими приспешниками, но и над своими самыми опасными врагами – четниками. Когда Красная армия вступила в Сербию, Михайлович надеялся, что ему удастся заключить с ее командующими договор о сотрудничестве, и дал своим отрядам соответствующие указания. Не следует забывать, что через Драгишу Васича он имел контакты с Москвой и, по собственному заявлению, поддерживал их вплоть до апреля 1945 г.[805]

Русские были готовы принять его помощь, но как только прекратились бои, четников арестовали, затем передали Тито или депортировали в Советский Союз. В такой ситуации Михайловичу не оставалось ничего иного, как с теми отрядами, на которые он еще мог положиться, отступить в Санджак и Боснию и оставить Сербию партизанам. Те, конечно, немедленно постарались укрепить свою власть, и не только в Сербии, но и в других областях Югославии. Те регионы, где партизанское сопротивление развивалось своим особым путем, – в первую очередь это Словения и Хорватия – теперь оказались под свинцовым покровом конформизма и централизма. Чему во многом поспособствовали и советские «инструкторы», как писал Тито Ранковичу, присланные «сверху», чтобы координировать работу ОЗНА в Воеводине, Сербии, Македонии, Черногории, Хорватии и Словении. Складывается впечатление, что Сталин провозглашал одно, а его люди в Югославии делали совсем другое. От Карделя, прибывшего на совещание в Москву в ноябре 1944 г., он требовал, чтобы «югославы ни в коем случае не пускались в какие-либо революционные эксперименты и не подражали советскому режиму»[806]

. А советские агенты тем временем учили своих югославских товарищей тому, как их осуществлять. О том, насколько драгоценными были их напутствия, свидетельствуют успехи ОЗНА там, где установилась новая «народная» власть. Первые ощутимые результаты в Банате дала акция против немецкого меньшинства, которое во время войны чуть ли не путем плебисцита присоединилось к нацистам, и его теперь следовало наказать. Тех «швабов», которым не удалось сбежать вместе с конвоями вермахта, ликвидировали, депортировали в Советский Союз или заключили в концентрационные лагеря, а через год выживших изгнали из государства. Вначале этой репрессией руководил сам Тито, что следует из телеграммы, отправленной им 16 октября одному из своих генералов: «Пошли ко мне быстро через Бела-Церкву в Вршац одну из сильнейших дивизий, возможно, Краинскую. Она мне нужна, чтобы очистить Вршац от швабского населения. <…> Храните это в тайне» [807]

. Такая же судьба постигла бы и венгерское меньшинство, по локоть замаравшее руки сербской кровью, если бы за него не заступились русские, обосновавшие это тем, что после войны Венгрия станет социалистической и поэтому не стоит портить с ней отношения[808]

. На опустевшую землю изгнанных «швабов» власти в последующие годы стали селить людей из горных районов средней Боснии, откуда вышло наибольшее количество партизанских бойцов и, к концу войны, офицерских кадров югославской армии. Естественно, эти миграционные потоки вызывали напряженность, поскольку люди с различными цивилизационными традициями и образом мышления перемешивались между собой[809].