В тишине я обдумываю слова Дары. Мне вовсе не нравится лгать Лукасу и его родителям – ведь они так добры ко мне, – но я знаю, что происходит, когда люди узнают о моих разговорах с тенью. А если ещё сказать, что я хочу вернуть ей тело, то может быть даже хуже.
Ком у меня внутри тяжелеет. Хоть я и не выношу лжи, мне слишком нравятся Лукас и его семья, чтобы открыть им всю правду. Но, возможно, кое-чем я могу с ними поделиться. Лукас доверился мне, показав, как он умеет управляться со светом. А его родители солгали, чтобы защитить меня от гвардейцев. А тот список – это просто список, и ничего более.
Может быть, завтра я расскажу им о моих тенях.
Глава двенадцатая
На следующее утро я снова измотана, но полна решимости. Я твёрдо решила рассказать Лукасу и его семье, кто я такая и что умею делать. Но я ничего не скажу им про Дару. До тех пор, пока она сама не согласится.
Моё решение ей не нравится, поэтому всё утро она дуется у моих ног. При этом мне кажется, хорошо, что она в кои-то веки ведёт себя как самая обыкновенная тень.
После того как вчера в дом приходили солдаты, Альфред проследил за ними, чтобы убедиться, что они не бродят где-нибудь поблизости. Он не нашёл их следов – если не считать вчерашнего костра. Когда он вернулся, они с Мирандой с мрачными лицами удалились в кабинет.
Я могу понять, почему они не распространяются о даре Лукаса, и мне безумно любопытно, почему они так боятся солдат. Надеюсь, они тоже доверятся мне. Может, это как-то связано с тем списком, который я нашла ночью, но я, в отличие от Дары, не верю, что за ним скрывается нечто ужасное. Для того чтобы что-то скрывать, хороших причин может быть столько же, сколько и дурных.
Вчера днём нам с Лукасом запретили выходить из дома, потому что солдаты могли быть поблизости, но сегодня он тайком потащил меня на то самое поле, где мы впервые встретились и где ночью я нашла ведьмин орех. Это его любимое место, где Лукас тренирует песню света – вокруг никого на целые мили, и он может делать со светом всё что угодно, не опасаясь, что кто-нибудь его увидит или что дом случайно загорится.
Дара всю дорогу ворчит, хотя идти не так уж далеко:
Я вздыхаю и стараюсь не обращать на неё внимания. Куда приятнее слушать безобидные шутки Лукаса.
Он садится в центре поля, и длинные травинки клонятся к нему, словно уже знают Лукаса и свет, который он несёт. Я слоняюсь по полю, позволяя Даре играть в догонялки с крошечными тенями трав и цветов, и провожу руками по кружевным белым и золотым соцветиям. На ощупь они как бархат.
Когда Лукас начинает петь, кажется, будто солнце вышло из-за облака, о существовании которого мы не подозревали. Своей песней он сплетает световую сферу, импульсами магии заставляя её расширяться и сужаться. Она сверкающая и тёплая. Но я не могу расслабиться и понежиться в ней. Меня охватывает неуёмное желание двигаться, и я кружу по полю, постепенно приближаясь к центру, к Лукасу.
Дара замолкает, её обида нагнетается по мере того, как тени на поле становятся всё тоньше и тоньше.
Свет притягивает точно магнит, и скоро я оказываюсь достаточно близко, чтобы ощутить его жар. Теперь он пульсирует в такт мелодии и напоминает готовый лопнуть мыльный пузырь. Свет так прекрасен, что хочется протянуть руку и коснуться его. Он почти так же чудесен, как мои тени.
Лукас поделился со мной своим секретом, и я хочу поделиться своим. Даре нечего сказать по этому поводу. В окружении света она едва трепещет у самых моих ног. Я знаю, что ей это не нравится, но не могу устоять перед добротой Лукаса и его семьи. От них я видела намного больше добра, чем от собственных родственников, и мне кажется, они не станут меня бояться.
Я надеюсь.
Лукас заканчивает петь и смущённо поглядывает в мою сторону.
Я улыбаюсь, солнце греет мои руки и ноги, и меня переполняет странное щекочущее ощущение.
– Это было невероятно, – говорю я.
Он смотрит себе под ноги, на щеках алеют пятна.
У меня перехватывает дыхание, но я через силу говорю то, что собираюсь сказать:
– Я хочу показать тебе кое-что.
Лукас заинтересованно кивает и уступает мне центр поля. Я вытягиваю руки, призывая тени из окружающего леса. Сначала они дрожат. Затем струятся по воздуху, словно ленты дыма. Я окружаю себя тенями, наслаждаясь их присутствием после стольких часов разлуки.
Я мну тени и леплю две фигуры, начав с сумеречных облачков, которые вытягиваются, а потом из них вырастают четыре лапы. Дымные уши, замершие торчком, хвосты, подёргивающиеся от любопытства, и длинные морды, чтобы вынюхивать кроликов. Я оставляю обе фигурки на земле, они обнюхивают друг друга теневыми носами, после чего начинают играть и резвиться по полю.