— Мыться пореже, и исключительно дегтярным мылом. Кстати, очень полезно и от вшей помогает. Прическу, извините, желательно испортить. Растрепать, а для натуральности еще лампадным маслом пройтись. Вместо одеколона. В Совдепии парикмахерские, конечно, имеются, но тамошние мосье Анри, как и все прочие, работают из рук вон плохо, поскольку думают не о том, как будет выглядеть клиент, а о том, где достать дров и керосина, как прикрепиться к хорошему распределителю и отовариться жирами и мануфактурой. И как избежать уплотнения жилплощади…
— Из какого языка все эти слова? — ужаснулся Борис.
— Из русского, милостивый государь! — Серж криво усмехнулся. — Из того языка, на котором писали Пушкин и Гоголь, Толстой и Тургенев! Я вот думаю, кем вы у нас будете?
— Простите?
— Современные совдеповские обитатели делятся на несколько категорий. Рабочекрестьяне — на этих вы при всем желании не тянете, рылом, как говорится, не вышли… далее — партактив… ну, это тоже сложно, необходимо владеть особенным коммунистическим языком и пламенный взор выработать, это вы не успеете… еще, конечно, есть лишенцы…
— Кто?! — испуганно переспросил Борис.
— Представители бывших эксплуататорских классов, лишенные всех прав состояния. За лишенца вы, конечно, сойдете, но это опасно и неудобно. Могут и шлепнуть ненароком. Так что остается последняя категория — совслужащие. Будете вы у нас мелким совслужащим, находящимся в служебной командировке.
Серж порылся в своем пухлом потертом портфеле и протянул Борису сложенную вчетверо, вытертую на сгибах бумагу.
— Центрснабстатупр… — прочитал Борис оттиснутые в верхней части листа буквы. — Господи, что это за ахинея? Имя какого-нибудь финикийского божества?
— Не совсем! — усмехнулся командир. — Это всего лишь центральное управление снабжения и статистики. Впрочем, все эти совдеповские организации имеют нечто общее с финикийскими богами. По крайней мере они так же требуют человеческих жертв.
— «Центрснабстатупр удостоверяет, что податель сего Прохиндеев Пров Васильевич командирован в город Энск по служебной надобности, для чего ему надлежит оказывать всяческое содействие…» И что — такая бумага сойдет в России за документ?
— Еще как сойдет! — заверил Серж. — Отличная, между прочим, бумага! На подлинном бланке! Вы не представляете, чего нам стоило раздобыть такие бланки! Можете считать, что с этой бумагой для вас все двери открыты. Только и вам нужно соответствовать.
Серж снова придирчиво оглядел Ордынцева.
— Перечисленные мной категории совдеповских граждан, прямо-таки как касты в Индии, отличаются своими привычками и одеждой. С рабочекрестьянами все ясно — одеваются во что придется. Старая, поношенная шинель, обмотки, в случае большой жизненной удачи — сапоги… ну, это уж кому как повезет. Представители партактива — тамошнее дворянство. Эти носят полувоенную форму, некоторые, в духе революционного романтизма и для устрашения окружающих, — чекистские кожаные куртки. Особенно щеголеватые — из хрома, кто поскромнее — из опойковой кожи. Ну, лишенцы, понятно, донашивают старорежимную одежду — пальтецо суконное, лоснящееся на локтях и карманах, шляпа. Шубы не носят — в восемнадцатом у всех отобрали. Публика в трамвае увидит человека в шляпе и сразу знает, что это недорезанный буржуй и классовый враг. А скромные совслужащие, к каковым вы теперь относитесь, — тоже френч, только попроще, или пальто с отдаленным намеком на военный покрой. В общем, подберем вам что-нибудь… Про внешний вид мы уже поговорили, но важен еще и лексикон… вот, скажем, как вы обратитесь к случайному прохожему?
— Сударь… — произнес Ордынцев, неуверенно пожав плечами. — Или лучше «милостивый государь»…
— Ну, считайте, что ночевка в ГПУ вам обеспечена!
— Ах да! — спохватился Борис. — Они же сейчас все «товарищи»!
— И тоже пальцем в небо! «Товарищем» далеко не каждый может щеголять, и не к каждому можно таким манером обратиться! Это только представители партактива, которые с пламенным взором, — они, несомненно, товарищи, а всем прочим приходится довольствоваться званием «гражданин». Знаете, стихи такие есть:
Серж закрыл свой портфель и подвел итог разговора:
— Пробираться в Россию будем двумя группами, так безопаснее. В одной группе — мы с Луиджи, в другой — вы с Мари и Пантелеем. Мари будет прикрепленной к вам стенографисткой, Пантелей — порученцем… мы с вами встретимся уже на месте…
— Одну минуточку! — остановил его Ордынцев. — Как же я пойду с Мари? Вы разве не замечали, с какой ненавистью эта мадам на меня взирает? При таком отношении недалеко до беды!