Тьма после рассвета

Эмма Исааковна, главный врач больницы и по совместительству давняя добрая приятельница следователя Рыкалова и его супруги, смотрела на них строго и говорила твердо:

— Три условия. Ни одно из них не оспаривается, это понятно? Первое: к девочке может пройти только один человек. Второе: разговаривать не дольше десяти минут, лучше — меньше. Голос не повышать, ничего не требовать, ни на чем не настаивать. Ребенок перенес тяжелейший стресс, любое давление сейчас может вызвать проблемы, ей категорически нельзя волноваться. Третье: при беседе будет присутствовать лечащий врач, — она кивнула на худенькую невысокую женщину, довольно молодую на вид, которую им представили как Марину Львовну. — Если Марина Львовна решит, что визит нужно немедленно прекращать, то вы именно так и поступите.

— Разумеется, Эмма Исааковна, разумеется, — тут же с готовностью отозвался Рыкалов. — Как уважаемая Марина Львовна скажет, так и будет, не сомневайтесь.

Главврач с нескрываемым подозрением посмотрела сперва на Гордеева, потом остановила взгляд на следователе.

— Игорь Иванович, я тебя сколько лет знаю? Двадцать? Двадцать пять?

— Да побольше, я полагаю. Сколько я женат, столько мы и знакомы. Стало быть, двадцать восемь лет как одна копеечка.

— Вот именно. Я тебя знаю, — она выделила голосом последнее слово. — Так что не вздумай хитрить. Я сама за дверью буду стоять и за временем следить. Марина Львовна врач опытный, она отвечает за жизнь и здоровье ребенка, ее слово — закон, и не пытайся давить на нее авторитетом своего возраста.

— Да что я-то? — сделал невинное лицо Рыкалов. — Ты же только одного человека пускаешь, а мы еще даже не решили, кто из нас пойдет. Майор Гордеев…

— Ой, да не морочь мне голову, — отмахнулась Эмма Исааковна. — А то я тебя не знаю. Ты и майора своего задавишь тем же самым авторитетом, сам пойдешь. Халат застегни как следует, вечно ходишь, набросив на плечи, микробы в палаты тащишь. И скажи спасибо, если завотделением на меня жаловаться не побежит. Она категорически против такого нарушения инструкций, очень недовольна, что я ей велела вас пустить. Вот снимут меня с должности — с кем будешь свои вопросы решать? Головой рискую ради тебя, Игорь Иванович.

— Значит, насчет родителей говорить бесполезно? — удрученно уточнил Рыкалов.

— Абсолютно бесполезно.

— Ну хотя бы мать, а? Эмма Исааковна, на пять минуточек.

— Нет.

— Ладно, на две.

— Я сказала — нет. Будешь пререкаться — и тебя не пущу. Пойми же, Игорь Иванович, насчет тебя я еще хоть как-то смогу оправдаться, все-таки интересы следствия, правосудие, поимка опасного преступника и все в таком роде. А если нарушить правила ради родителей, то тут уж ничем не оправдаешься. Что я скажу, если меня к стенке припрут? Что девочка тяжелая? Так у меня вся интенсивная терапия забита такими тяжелыми, легких там нет по определению, почему для нее сделали исключение? Короче, товарищи правоохранители, разговор окончен. Один человек, десять минут и Марина Львовна — главная. Не обсуждается.,

Поскольку чудес не бывает, то к Алле Муляр пошел именно следователь, а Гордеев в обществе строгой Эммы Исааковны остался в коридоре перед входом в отделение интенсивной терапии. Едва за Рыкаловым и Мариной Львовной закрылась дверь, главврач достала из кармана секундомер и щелкнула кнопкой. Перехватив удивленный взгляд Виктора, она усмехнулась.

— Осталась привычка после многих лет врачебной практики. Пульс считать. Теперь я людей уже не лечу, теперь моя забота — организовать, достать, обеспечить, выбить, договориться. А все равно без секундомера в кармане чувствую себя неуютно.

Она действительно постоянно посматривала на циферблат, и когда прошло ровно десять минут, решительно направилась в отделение и вскоре вернулась в сопровождении Рыкалова и Марины Львовны.

— Что за детский сад, ей-богу! — вполголоса выговаривала главврач на ходу. — Тебе все было четко сказано.

Лицо у Рыкалова сияло довольством и удовлетворением.

— Ну ладно, ладно, Эмма Исааковна, не бранись, все в порядке. Девочка молодец, сильная, Марина Львовна не даст соврать.

Он присел рядом с Гордеевым и достал из папки карту области.

— Вот, майор, гляди: парнишку выкинули примерно здесь, — Рыкалов обвел красным карандашом довольно большой участок. — В машине радио было включено, и Алла точно помнит, что незадолго до того, как они остановились и вывели мальчика, прозвучало: «В эфире радиостанция «Маяк», московское время двадцать один час тридцать минут». Я прикинул по-быстрому среднюю скорость, время проезда по Москве, проезд по трассе. Если исходить из того, что детей видели на Большой Грузинской около двадцати часов десяти минут, то можно исходить из того, что машина уехала оттуда примерно в четверть девятого.

Гордеев поразился тому, как быстро Рыкалов смог в уме все просчитать и прикинуть, ведь он не потратил на размышления ни одной минуты, достал карту и отметил территорию сразу же, как только вышел из отделения.

— Когда же вы успели? — восхищенно спросил он.