Тьма после рассвета

— Давно живу, — скупо улыбнулся Игорь Иванович. — Девочка подтвердила показания Кваскова: он действительно ее не обижал, защищал от Хвощева, пытался его отговорить, даже по роже пару раз ему накатил. А когда отправил парашу выносить, шепнул тихонечко, чтобы сматывалась в лес.

— Вы и это успели?!

— И не только. Я даже выяснил, как эти дегенераты с «Москвичом» заманили детей в машину. Они им предложили концерт посмотреть.

— Концерт? — недоуменно переспросил Гордеев. — Какой концерт?

— А тот самый, который в среду, десятого ноября, отменили. Завели с ребятами разговор, мол, обидно, что концерт по телевизору не показывают, а он на самом деле идет, только не там, где обычно, а в другом месте. И можно еще успеть на второе отделение, там Хазанов будет про кулинарный техникум рассказывать, а Петросян будет читать свой знаменитый «Монолог из вытрезвителя». Заморочили голову, предложили вместе поехать концерт посмотреть, пообещали потом домой привезти. Ну, дети и купились.

Вот оно как! «Техникум», «отделение»… Теперь понятно, что означали эти слова, случайно услышанные проходившей мимо школьницей.

— Ну вы даете, Игорь Иванович! Мне приходилось беседовать с потерпевшими, попавшими в больницу, и каждый раз получалось в час по чайной ложке. Секретом поделитесь?

— Да никаких секретов нет. Просто переспрашивать не надо, уточнять не надо. Нечего на это время тратить, потом следствие разберется, а для неотложных оперативных мероприятий вполне достаточно того, что человек сразу скажет. Чем больше уточняешь — тем дольше потерпевший думает, а как только он начинает думать, сразу возникают ложные воспоминания, фантазии, конфабуляции всякие. Он тебе и опознает того, кого не видел, и придумает то, чего не было. И еще один момент: чем больше уточняешь, тем больше это начинает быть похожим на давление, врач обязательно вмешается и начнет гнать пургу и требовать, чтобы ты ушел, ты будешь оправдываться и просить еще минуточку. А это время. Где полминуты, где минута. Зачем их тратить на пререкания, если можно дело делать? Проще надо быть, майор, тогда и получаться все будет быстрее. И вопросы задавать правильные, а не процессуально грамотные.

— Про мальчика, про Сергея Алла что-нибудь рассказала?

— Она ничего не видела, было темно. Один человек за рулем, второй с детьми сзади. Ехали, болтали, опасности она не чувствовала. Когда выехали из города, похитители сказали, что концерт идет где-то поблизости, на окраине. Тот, который был за рулем, все время болтал, рассказывал что-то веселое, они смеялись, радовались. Потом вдруг остановились, тот, кто сидел сзади, сильно ударил ее локтем не то под дых, не то в живот, а когда девочка пришла в себя и отдышалась, Сергея и того мужчины в машине уже не было. Она стала кричать, водитель обернулся и ударил ее по лицу, потом вышел, открыл заднюю дверь, связал ей руки и заклеил рот пластырем. Второй похититель вернулся через какое-то время, грязно выругался и велел ехать. Пока все, майор, больше ничего не успел. Я не волшебник, уж извини.

— Да вы что, Игорь Иванович! Я бы за десять минут только один процент всего этого успел бы, — искренне произнес Виктор Гордеев.

Они спустились на первый этаж, рассказали Татьяне и Олегу Мулярам, какая молодец их дочка, как хорошо держится и даже выглядит неплохо, лечащий врач у нее просто замечательный, и вернулись в прокуратуру. Рыкалов собирался допрашивать Хвощева, который уже обрел более или менее вменяемое состояние, а Гордееву следовало отзвониться своему начальству, доложить и получить руководящие указания.

***

Тонечке Сергуниной очень нравился светловолосый оперативник, которому ее попросили помочь. Он выглядел таким важным, серьезным! Сразу видно: человек занят ответственной и опасной службой. А какой он симпатичный!

Работу свою Тоня не особо любила. Ну что это за работа для молодой девушки? Собес! Старики да инвалиды. Пенсии да пособия. Но Тоня изо всех сил старалась придать своей деятельности смысл. Стариков нужно уважать, инвалидам нужно сочувствовать, особенно тем, кто утратил трудоспособность из-за травм, полученных на производстве. А вот инвалидности по психическому заболеванию Тонечка не понимала. Ну как это так? Руки есть, ноги есть, глаза видят, уши слышат — и не работать? Неправильно это. «Меньше придуриваться надо, — сердито говорила сама себе Тоня. — Если совсем псих, то пусть в буйном отделении лечится, а если может дома жить, то и работать может. И нечего государственные деньги на них переводить». Но вслух она, конечно же, ничего такого не произносила.