Тьма после рассвета

Это был уже четвертый адрес, который они проверяли. В первом инвалид-пенсионер оказался членом большой семьи из пяти человек, во втором — действительно одиноким, но никаких следов присутствия в тесной однокомнатной квартирке мальчика-подростка Коля не обнаружил. В третьем месте им никто не открыл дверь, а соседи сказали, что жилец «больной на всю голову и, слава богу, его месяц назад на всю зиму забрала к себе какая-то дальняя родственница из Краснодара, так что раньше мая он вряд ли объявится». Разин выматерился про себя в адрес того участкового, который, зная о таком человеке на своем участке, не проверяет его хотя бы раз в месяц и даже понятия не имеет, что тот не проживает по месту прописки. Конечно, обязанностей у участковых инспекторов — три огромные кучи, и вряд ли хоть один из них имеет возможность добросовестно выполнять весь этот невесть кем придуманный объем. К этому старший лейтенант относился с пониманием, но все равно злился каждый раз, когда оказывалось, что не охвачен именно тот участок работы, информация по которому совершенно необходима уголовному розыску по конкретному делу.

А Тонечка все трясла его за плечо и уговаривала проснуться.

— Я не сплю, — сердито проворчал Разин. — Просто задумался.

Девушка так близко наклонилась к нему, что Николай уловил запах ее духов, нежный, прохладный, показавшийся ему очень приятным.

Он вышел из машины, осмотрелся. Частный сектор, деревянные домики с небольшими участками. Освещение слабое, фонари расположены далеко друг от друга, асфальта нет, под ногами месиво из размокшей от ноябрьских дождей земли вперемешку с глиной. Домишко самый обычный, каких тысячи: нижний этаж и мансарда. Свет во всех окнах. «Опять не в цвет, — с досадой подумал Коля. — Небось полон дом народу».

Дверь им открыла женщина на вид лет шестидесяти, хотя в учетной карточке значилось, что ей сорок три года. Неухоженная, с обильной сединой, глубокими горькими складками по углам рта, и одета более чем странно: поверх ярко-зеленого вязаного свитера надет летний сарафан, желтый с крупными фиолетовыми цветами, снизу из-под сарафана торчали синие шаровары-треники, какие Разин видел только в кино про довоенное время.

— Пивникова Зинаида Федоровна? Здравствуйте, я из собеса, — начала Тоня, делая вид, что сверяется с какими-то документами. — Вы когда в последний раз подтверждали инвалидность?

— А что, мне пенсия не положена? — забеспокоилась женщина. — Меня в тюрьму посадят теперь?

Тоня завела разговор о прохождении врачебно-трудовой экспертной комиссии, попросила принести последнее заключение, посетовала на то, что в собесе почему-то нет отметки, а так-то все в порядке и Зинаида Федоровна может не волноваться.

— Ну а как вы вообще живете? Справляетесь? Или кто-то помогает? Если что — мы от собеса выделим человека, будет навещать вас два раза в неделю, продукты вам покупать, лекарства, помогать с уборкой, со стиркой.

За первые два визита сообразительная Тонечка отрепетировала свои вопросы и теперь задавала их, не задумываясь, без малейшего напряжения. Разин, придав себе вид деловой и озабоченный, прикидывался, что осматривает коммуникации, газовую горелку, водопроводные краны, наружную электропроводку, но на самом деле выискивал приметы того, что где-то здесь находится мальчик-подросток.

— А пусть приходят из собеса, — охотно согласилась Пивникова. — Раз мне положено — так нечего зажимать, а то пенсию копеечную платят, а я тут крутись сама. Сынок у меня мал еще, от него помощи по хозяйству никакой нет.

Оппаньки! Сынок, значит. А участковый уверял, что Зинаида Федоровна проживает одна и никаких близких родственников у нее нет. Вот и свет в мансарде горит. Неужели нашли?

— А что же отец ребенка, не помогает? — как бы между прочим спросил Разин. — Хотя бы алименты-то платит вам?

— А нету никакого отца, — торжествующе объявила Пивникова.

— Это как же? Святым духом, что ли? — насмешливо поинтересовался он.

— Вот и Святым духом. Мне сыночка Боженька послал.

— Бывает, — покладисто согласился Коля. — И сколько же ему лет, сыночку-то? Почему по хозяйству не помогает?

— Не знаю, — пожала плечами Зинаида Федоровна.

— Как так — не знаете?

— Так он не говорит.

— Скрывает, что ли?

— Он совсем не говорит. Ничего. Молчит все время. Святым духом посланный, зачем ему разговаривать с нами? Он сердцем чует, он не земной, он небесный.

Вот же черт! Неужели Гордеев все-таки прав? Досадно.

Пришлось погасить возникшее неудовольствие и изобразить удивление и восхищение.

— Неужто правда, Зинаида Федоровна? — восторженно произнес Разин. — Вот бы поглядеть на такое чудо хоть одним глазком!

— Так я позову, он и придет. Митенька! — закричала Пивникова в полный голос. — Митенька, сынок, спустись сюда, у нас гости, хотят на тебя посмотреть!

Митенька. Дима, Дмитрий. Не Сережа.

— А что ж ваш сынок имя сказал, а сколько лет — не говорит? — машинально спросил Николай, прислушиваясь к тихим звукам, доносящимся сверху, из мансарды, и ища глазами лестницу, ведущую наверх.