«То было давно… там… в России…». Книга первая

— Нет, не узнал, — вру.

— Ну, ступай!

И отпустили меня. Пришел я домой, поглядел за печь — денег нет. Думаю — слава те, Господи. Хорошо, што денег-то нет, а то б пропал.

* * *

— Ну, что ж, так ты больше про них, дед, и не слыхал?

— Не слыхал… А барин в Питер уехал, дом заколотил. Много прошло время… Только раз, по весне, смотрю в окошко и вижу — странник-монах с палочкой, так, с проседью человек, и котомка у него на спине. Наклонился вот здесь, у ручья, и воду пьет. Я вышел. Он посмотрел на меня и говорит:

— Здравствуй, Дмитрий.

Меня-то Дмитрий зовут. Я гляжу. Э, да это Алексей Михалыч, этот самый барин, корнет. Он подошел ко мне и обнял меня. И на глазах его я вижу слезы.

— Чего ты эта, Алексей Михайлыч, монах? А барыня?

А он говорит:

— Вот тут она ходила… — и заплакал. Нагнулся низко и поцеловал землю у порога…

* * *

Я оседлал лошадь. И поехал. Поздно… Далеко стелются ровные поля, пропадая во мгле ночи. Как щит, вышла торжественно-красная луна. От топота копыт с треском вылетел стрепет…

Компас

Охотники народ особенный. Привлекает их в охоте не одна добыча, а страсть — быть в природе, ожидание неожиданных случаев и приключений. А потом разговоры, — разговоры эти услышишь только на охоте.

Мои друзья, охотники, любили приезжать ко мне в глухое место — я жил в деревне, далеко от Москвы, где расстилались леса и долины дивной природы русской. И когда они приезжали ко мне, всегда какая-нибудь ерунда выходила.

Вот, несмотря на новый компас, который купил приятель мой, охотник Павел Александрович Тучков, — мы все же заблудились на охоте. И привел нас этот компас в совсем неизвестное место.

Компас был английский, круглый, толстый, в футляре, и владелец его нес на шнуре. Одно только — стрелка в компасе была очень вертлява, повертится и станет.

Павел Александрович говорил, когда шли на охоту, что идем на Север. А как пришло время возвращаться — двинулись по компасу на Юг.

Идем, идем, а дома как-то и признака нет, — места совсем другие.

Развернули, положили карту на землю в лесу, на нее поставили компас, — выходит что-то не то. И куда идти — неизвестно.

— Ну вот, я так и знал, — сказал Кузнецов. — Жара сегодня, компас испортился.

— То есть как — испортился?

— Испортился, прокис, что ли.

— Какие пошлости! — возмутился Павел Александрович. — Вздор и глупо.

Он зачем-то поднес компас к носу и понюхал.

— Ну, что?

— Странно… что-то есть… Действительно, должно быть, что-то испортилось.

Приятели-охотники тоже нюхали компас и говорили, искоса посмотрев на него:

— Да, странно… действительно, прокис…

* * *

Опять шли на юг — так сказать, возвращаясь назад. По стрелке. А дома все нет…

Поздно, устали: вышли на охоту в четыре часа утра, а уж вечер, солнце садится…

Мы тоже сели отдохнуть. Павел Александрович стал развинчивать компас — «там магнит должен быть». Внутри — пружины, колеса, а магнита нет.

— Герасим Дементьевич, — говорил я охотнику-крестьянину. — Заблудились мы, должно быть, как думаешь?

— Да кто ее знает… знать, заблудились. Я здесь не бывал, место-то неприметно.

— Ночевать в лесу — комары заедят, — жаловались мои друзья.

Отдохнули, встали и пошли. Сумерело. Тихо было в лесу. В небе темнели тучи, повисли над лесом. Сверкнула зарница — и вдали послышался гром.

— Благодарю вас, — сказал Кузнецов. — Гроза в лесу… с ружьями… Это значит — покойнички будем.

— Ничего, — говорю, — Вася, у тебя шелковый картуз. Электричество обходит.

— Обходит, да! А вот — за каким чертом по компасу шли?

— Тише… тише… постойте… — говорит мой приятель Караулов. — Слышите — кто-то едет?..

Уже стемнело. Мы остановились. Действительно, кто-то как будто ехал — шумит вдали. Мы стоим, слушаем, а тот кто-то все едет. Ближе, ближе, — и вдруг капли дождя падают на нас…

Дождь становился сильней. Блеснула молния. Раздался сильный удар грома, раскатился по лесу. Собаки стояли около.

— Ружья оставьте дальше, — кричал Василий Сергеевич. — А мы отойдем. Это не шутки, в лесу с ружьями!..

— Под елки надоть лезть, — говорил Герасим.

— Читали Франклина?^[596] — кричал Василий Сергеевич. — В лесу-то что с ним было, помните?

— Нет, не читали, а что?

— Что? Убило, вот что!

Кузнецов приставил ружье к дереву, а сам, отойдя, залез под густую ель. Раздался сильный, с треском, удар грома, и дождь полил как из ведра…

— Гоните собак, — кричал Василий Сергеевич. — Они притягивают тоже.

Мрачно темнел лес. Дождь лил, чувствую, за шею потекло, по спине. Все приумолкли.

— Разожжем ли костер? — спрашиваю я у Герасима.

— Можжуху надо искать. А то не возьмет.

Дождь утих.

— Василий Сергеевич, жив ли? — кричал Караулов.

Мы вылезли из-под ели. Мокрые. В сапогах вода.

В это время где-то внизу, в лесу, залаяла собака.

— Неча… слышите… идем! — сказал Герасим. — Жительства близко… Слышь, собака.

Мы все как-то ожили. Бросились, промокшие, вниз.

— Вона, свет в окне вздули, — кричал Герасим. — Сюда идите…

Мы пробирались краем обрыва. Показался свет в окне, дом лесника.

— Дом, — обрадованно говорили все.

Собака лаяла, наши ей ответили. Подошли к дому, ворота — заперты. Мы стали стучать в ворота. Слышим, кто-то идет, спрашивает:

— Чего надо?