То, что растет

За обедом я ем спагетти, и мы все сидим молча, не хотим выдавать секретную информацию о том, как провели день. Родители пропустили мой матч, и, когда они спрашивают о нем, я говорю им, что забила гол, хотя это неправда. Кажется, они раскусили мой обман, у меня умные родители, но они мне ничего не говорят. На них все еще деловые костюмы, а не домашняя одежда. Мама сидит, выпрямив спину, и я почти слышу звук, с которым ее позвоночник вытягивается в струнку, чтобы придать ей идеальную осанку. Папа сгорбился за своим стаканом воды. Лэнс с нами не разговаривает. Он пожимает плечами и кряхтит всякий раз, когда я задаю ему вопрос. Папа вздыхает, это значит, он недоволен. Мама говорит Лэнсу, что нет ничего страшного, у всех бывают неудачные дни. Я представляю себе, как Лэнс летит по воздуху к стене, и внутри у меня все сжимается – точно такое же чувство я испытываю, когда думаю о будущем.

Почти ничего не съев, я встаю и ухожу к себе в комнату. В телефоне множество сообщений от друзей. Никто не обсуждает видео. Мы хорошо знаем правила. Но никто не знает, что написать в своих блокнотах. Мистер Сорент раздал нам блокноты для особых занятий и сказал, что мы должны их как-нибудь оформить. Мы можем делать там дневниковые записи, писать наши размышления, рассказы или рисовать наброски – все что угодно, лишь бы это отражало наши впечатления от уроков. Мой блокнот раскрыт, но в нем ничего нет, ручка лежит между страницами. Я пытаюсь что-нибудь написать, но не могу, меня снова охватывает чувство страха перед будущим.

Проходят дни и недели без особых уроков. У нас уйма времени, которое будет потрачено на всякую ерунду. Мы закончили первый семестр с хорошими оценками и с головой уходим в подготовку к окончанию школы: собираем рекомендации для поступления в колледжи, подаем заявки на поступление и получение стипендии.

В первый день зимнего семестра в кабинете снова появляется телевизор. Мистеру Соренту не нужно говорить нам, что делать. Мы ставим стулья в ряд и откладываем учебники. Мистер Сорент говорит:

– Урок второй, ребята.

Он показывает нам нарезку из видео и фотографий, сделанных на месте автокатастроф, – каждое изображение задерживается на экране не больше двух секунд. Некоторые из нас видели нечто подобное на курсах вождения. Снимки изуродованных тел, лишенных конечностей или голов, чередуются с кадрами похорон, на которых родственники с красными от слез глазами, еще недавно даже не предполагавшие, что случится нечто подобное, рыдают, кричат и полностью раздавлены горем. Нарезку завершает видео с мальчиком-подростком. Он у себя в комнате. Звук отсутствует. Его голова обрита почти налысо, видна только коротенькая черная щетина, на парне белая футболка. В комнате темно, его лицо нахмурено. Затем без предупреждения он вставляет себе в рот дуло пистолета и нажимает на спусковой крючок. За его головой появляется темная дымка, и он выпадает из кадра. Мистер Сорент переключается на видео, снятое в дошкольной группе, оно по-прежнему стоит на паузе на том самом месте, где он его остановил в прошлый раз. Он перемещает видео на следующий кадр, затем – еще на один. Мальчик все еще парит в воздухе в горизонтальном положении, но теперь он уже ближе к стене. У висящих на стенах детских рисунков края завернулись вверх, к потолку, как будто все они стремятся взлететь. Одноклассники мальчика по-прежнему не понимают, что происходит. Но мы знаем.

Мистер Сорент говорит:

– Не забудьте сделать домашнее задание.

Как-то раз я ждала, когда мама вернется домой. Через час у меня была игра в Детской лиге. На мне была моя белая форма и черные бутсы, а из-под моей бейсболки торчал хвостик. Я была во дворе, прыгала через скакалку. Я не любила скакалки, но мне нравились звуки, которые издавали мои бутсы, когда я опускалась на тротуар. Мне было девять, но когда у меня спрашивали про мой возраст, я утверждала, что мне уже десять. Пришли трое соседских мальчишек, игравших в одной команде, на них была белая бейсбольная форма. Они схватили меня и потащили во двор дома, где жил один из них. Я не особенно сопротивлялась, тем более что они связали мне руки скакалкой за спиной, но немного покричала, показывая, что мне это не очень нравится, тем более, они никогда не рассказывали мне о своих бейсбольных тренировках или играх, потому что я – девчонка. Они привели меня на какой-то странный лесистый участок, к поленнице, засыпанной сухими сосновыми иголками и покрытой паутиной. К одному из поленьев они подвесили за шею на веревке лягушку-быка. Она была большой, как щенок, отчаянно сучила лапками и была вся в паутине и опилках. Скакалка на моих руках стала развязываться, но мальчишки даже не обратили на это внимания. Они велели мне смотреть. И стали кидать камни. У них был пневматический пистолет, и они отстрелили лягушке один глаз. Они по очереди дергали, щипали лягушку и плясали около поленницы в своей ярко-белой бейсбольной форме. Все казалось таким белым. У них был коробок со спичками.