Я оставила развязавшуюся скакалку, похожую на мертвую змею, на траве, вернулась домой и села перед телевизором. Но там не было ничего интересного. Мама пришла домой поздно, и мы пропустили первый иннинг игры. Когда приходила моя очередь быть питчером и бросать мяч, я закрывала глаза перед каждой подачей из страха перед тем, что могло произойти.
Джейк сидит на стуле перед аудиторией. Джейк уже немолод, и у него нет волос. Его лицо напоминает сгнивший фрукт, и он двигается, как марионетка, веревочки которой туго натянуты. Он ухмыляется. Крупные желтые зубы мелькают между его фиолетовыми губами. На нем больничная одежда, бело-голубые носки и коричневые тапочки. Никому из нас не хотелось бы оказаться на его месте. Джейк говорит:
– Спасибо за теплую поддержку родных и друзей, даже если мне не удастся победить болезнь, я все равно останусь в выигрыше. Вы ведь понимаете, о чем я?
Мы не знаем, что он имеет в виду. Даже представить себе не можем. Он продолжает говорить разные высокопарные вещи, впрочем вызывающие к нему симпатию, рассуждает о несгибаемом человеческом духе, про который мы постоянно слышим, его слова вдохновляют нас, побуждают стать лучше, поверить в себя.
Затем мистер Сорент говорит:
– Хорошо, Джейк.
Джейк опускает занавес своих губ на желтые зубы и ссутуливается на стуле, его веревочки марионетки безвольно повисают. Он заявляет нам, что все сказанное им – чушь. Говорит нам, чтобы мы сваливали отсюда куда подальше. Он ненавидит нас всей своей гребаной душой, потому что мы здоровые, молодые и красивые. Он ненавидит нас, потому что мы ждем и требуем от него, чтобы он мужественно переносил свое жалкое существование, в сравнении с которым наша жизнь покажется намного лучше или, по крайней мере, терпимее. Он говорит нам, что мы эгоистичны и он умрет злым и ожесточенным, если ему так захочется, но не будет умирать прямо здесь перед нами, и вообще, пошли мы все куда подальше; он говорит, что ему на нас наплевать и что мы умрем точно так же, как и он. В одиночестве. Прихрамывая, он выходит из комнаты, все его тело дрожит, движения неуклюжи.
Мистер Сорент говорит:
– Посмотрите сюда, – и указывает своей битой. Теперь мы ненавидим эту глупую биту. Нам хочется украсть ее, или сломать, или сжечь. Нам все равно. Бита указывает на экран телевизора, стоящего в углу кабинета, где висят афиши, которые теперь уже не кажутся нам крутыми, скорее, фальшивыми. Их мы тоже хотим уничтожить. Мы хотим все уничтожить. Мистер Сорент по-прежнему указывает своей нелепой битой на видео с летящим мальчиком. Он переключает запись на один кадр вперед. Урок заканчивается.
Я помогаю Лэнсу делать домашнее задание. Всякий раз, когда Лэнс решает очередную задачу, он вздыхает, как папа, словно только что разобрался с самой важной мировой проблемой. Я говорю ему, что пора ко всему этому привыкать. Его брови похожи на пару маленьких гусениц, ползущих по лбу. Мне хочется рассказать ему о лягушке и о том, как я подавала мяч с закрытыми глазами.
Звонит мой мобильный, и Лэнс ныряет в подушки на диване. Он думает, что это весело. На экране высвечивается номер Тома – моего парня, и я забираюсь под подушки рядом с Лэнсом. Лэнс смеется и пытается оттолкнуть меня, брыкается, бьет по голове и груди. Том не звонил мне неделю. Я прижимаю звонящий телефон к уху Лэнса, и притворные крики смешиваются с хихиканьем. На нашем с Томом последнем свидании мы ходили в кино. Мы сосредоточенно смотрели анонсы новых фильмов, а во время сеанса я не разрешила ему засунуть руку ко мне в джинсы. Я сказала ему, пусть лучше сует руку себе в штаны. Оставшуюся часть вечера он дулся на меня. После этого я не стала отвечать на его звонки и сейчас не отвечу. Я собираюсь с ним порвать. Он начал пугать меня. Мы с Лэнсом выбираемся из-под подушек, когда телефон перестает звонить. Лэнс быстро доделывает домашнее задание. Его восьмерки напоминают разрушающиеся здания.
Я поднимаюсь наверх и начинаю переписываться в Снэпчате. Рассказываю всем, что собираюсь порвать с Томом, прежде чем сообщить об этом ему самому. Том узнает это от кого-то еще и кричит на меня через киберпространство: заглавными буквами с большим количеством восклицательных знаков и без единого смайлика. Я шучу, что он мастурбирует под порнушку. Я отпускаю шутки по поводу размера его члена и запаха, который от него исходит. Я не делаю домашнюю работу, которую задал нам мистер Сорент.
У нас восьмерых, кто ходит на особые уроки мистера Сорента, испортились отметки. Возникли проблемы с успеваемостью. Некоторые из нас начали пить. Другие – курить. Кто-то трахается направо и налево. А еще мы либо деремся и крушим все подряд, либо гоняем по ночам на бешеной скорости, либо сидим, закрывшись у себя в комнате. Учителя в открытую говорят о произошедших с нами переменах, о проблемах переходного возраста, о том, что весенняя лихорадка случилась у нас раньше времени, и при этом строят из себя таких всезнающих, хотя на самом деле ничего не знают и ничего не будут предпринимать.