Стивенс подбросил меня до опушки леса, тянущейся вдоль трассы Транс-Лабрадор, и высадил около одной из многочисленных дорог, по которым зимой ездят снегоходы и вездеходы. Я отметил в моем навигаторе точку, в которой мне предстояло встретиться со Стивенсом через семь дней. Два дня пути туда, два дня – обратно, три дня в амбаре. Отправил сообщение Скотту (он не отвечал на звонки) и сказал ему, что во время похода в лес меня будет сопровождать гид. Это нельзя назвать совсем уж ложью. Ведь со мной
Ночь. Палатка. Еще один кошмар. Дрожь все не унимается. Я оказался в амбаре с Томми. Он лежал, свернувшись калачиком, у потухающего костра. Я пытался помочь ему, растирал снегом лицо, и вдруг он превратился в погибшего на Эвересте немецкого альпиниста из другой экспедиции, которого я встречал на базе. Я звал его по имени – Карл Зиденберг†
[26] – повторял это имя до тех пор, пока оно не зазвучало как нечто совсем иное, я перестал контролировать свой язык, послышались ужасные звуки: тяжелые, затем хлюпающие, его замерзший рот распахивался все шире и шире, пока не проглотил все вокруг.Куда подевались все петарды? Утро выдалось пасмурным. Никак не могу отделаться от воспоминаний о прошедшей ночи. Настроение улучшается после того, как я нахожу поляну с пожелтевшей травой, репейником и одуванчиками, высокими, как кукурузные стебли. Поляна взбирается вверх по небольшому холму, на котором стоит амбар, а за ним виднеются еще холмы. Амбар больше, чем я ожидал. Странно обнаружить такое большое строение посреди леса. Я подошел к нему с торца. С трудом подавил в себе желание крикнуть: «Эй!», чтобы убедиться, не проник ли я без спроса на чью-либо территорию. Сероватые деревянные доски выцвели, но сам сарай прекрасно сохранился, учитывая, сколько суровых зим канадского севера ему пришлось пережить. Крыша местами деформировалась, на ней появились углубления и волны, словно рябь на дремлющем пруду, но, насколько я могу судить, лишь несколько серых кровельных плиток треснуло и отвалилось. Амбар отлично выглядит, за исключением резьбы над двойными входными дверями. Резьба ужасна. На V-образной голове глубокая выемка, возможно, рот. Остальные черты лица стерты или превращены в дыры дятлами. Шея длинная, толстая и имеет откровенно непотребный вид, а сама голова повернута в противоположную от амбара сторону.
Внутри. Итак, я осторожно вхожу в помещение, отгороженное от непогоды крепкими стенами. Это все равно что оказаться внутри скелета. Ни чердака, ни комнат, ни стойла для животных. Просто большое свободное пространство. Я поднимаю глаза к потолку: балки на крыше напоминают грудную клетку и живот чудовища. Что, опять белый кит и Мелвилл? Неужели моя жизнь начинает превращаться в такую очевидную литературную метафору? Черт. По периметру – толстые опорные столбы.