То, что растет

Спасательная группа во главе со Стивенсом явилась в амбар через два дня после того, как нам не удалось встретиться в условленном месте. Меня вывозили оттуда на вертолете. Смутно помню яркий солнечный свет, шум вращающегося винта и то, как вызванный им поток воздуха бил мне в лицо. Больше я ничего не помню о спасении. Стивенс сказал, что моя правая рука сильно обгорела, так сильно, что пальцы превратились в почерневшие огарки, в дымящиеся угли; вероятно, я уснул, засунув руку в костер, и проспал так всю ночь. В рану проникла инфекция, у меня была лихорадка, я бредил и бормотал что-то бессвязное. Врачи были вынуждены ампутировать всю кисть. Я до сих пор чувствую руку, которой у меня больше нет.

Я не стал отвечать на вопросы Стивенса и остальных. Сказал им, что ничего не помню о случившемся, о том, как обгорел, и уж точно не помню, как делал последнюю запись в моем СИНЕМ блокноте. В конце концов, сегодня утром они вернули мне мой СИНИЙ блокнот. Стивенс заявил, что не нашел «Черного гида». Думаю, Стивенс забрал его себе. Уверен, так и есть.

Неважно. Моя старая книга, которую я хотел написать о Томми и о себе, умерла. Теперь я не буду ее писать. СИНИЙ блокнот сыграет другую роль. Возможно, он станет чем-то вроде руководства к действию.

Мой дорогой Скотт спит на стуле рядом с моей больничной койкой. Он как будто постарел лет на десять с тех пор, как я уехал от него в июне. Я пообещал Скотту, что больше никогда не оставлю его. Хочу построить кое-что на заднем дворе, и ради этого мне придется остаться дома. Мы будем устраивать там вечеринки, встречи с местными писателями, художественные чтения, будем приглашать фолк-исполнителей и, возможно, актеров из каких-нибудь очень экспериментальных театров.

(примечание редакторов: блокнот заканчивается нарисованным от руки планом дома и обширного участка Ника Браха, на нем схематично изображено прямоугольное здание: двадцать футов в ширину и пятьдесят – в длину. Оно обозначено просто: «АМБАР»).

«_____________»

Посвящается Лэрду Бэррону

Она говорит «Привет, дорогой» достаточно громко, чтобы все мамочки на маленьком пляже около пруда повернули к нам головы.

Я смотрю на нее нарочито-удивленным взглядом. Она садится рядом со мной и быстро целует. Будь я сейчас подростком (увы, тот зануда-ботаник навсегда потерян для мира, теперь его заменила более старая и ущербная модель), я бы поклялся, что ни за что не буду мыть эту щеку, а потом заперся бы в ванной и вовсе не для того, чтобы вымыть ее.

– Мм, ух ты! Э-э-э… привет! – Я по-прежнему сижу на своем стуле в тени чахлого дерева, ссутулившись, как раненый йети.

– Я тоже рада встрече с тобой, – смеется она. – Неужели ты совсем не удивился, когда увидел меня?

– Ну что ты, конечно, удивился. – Щека, которую она поцеловала, как будто начинает распухать. Но это приятное ощущение.

– Так здорово, что удалось выбраться погулять. Я тебе завидую – по средам ты можешь прохлаждаться здесь, пока я торчу на работе. Вот я и ушла. Я прогуливаю. Только тсс, никому ни слова. – Она подмигивает и улыбается.

– Не скажу. Кстати, зря ты не захватила купальник.