То, что вы хотели

Мы любили смотреть друг на друга в эти моменты. Никогда глаз не закрывали. Боль, страдание, счастье, любовь – все самые избитые банальности будто оживали, обрастая плотью, и я на короткий миг понимал истинное значение этих заезженных слов. И так хорошо становилось от этого, так хорошо… А еще от того, что в глазах Линды я всегда видел себя… Свою боль, свою любовь, свое страдание и свое счастье… Сотрясаясь от нервного кашля в спальне любимой, я искал в ней себя и не находил. Вместо меня – удав-альбинос, бритая наголо девица, учительница йоги, кажется… Да, точно учительница, вон как красиво извивается… Еще бы, долго растяжку тренировала, превратилась в удава и душит теперь мою боль, мою любовь, мое страдание и мое счастье… Приступ кашля усиливался, постепенно переходя в рвотные позывы, их звук смешался со стонами Линды… она кончила, и одновременно кончилась моя жизнь. Началось загробное существование. В принципе, Капитан, оно продолжается до сих пор…

Я плохо помню, что было дальше… Очнулся распластанным на кресле в гостиной; лысая учительница йоги, уже в халатике, заботливо протирала мокрым полотенцем мое лицо. Линда стояла напротив, и от нее веяло сдержанной, как на похоронах дальнего родственника или знакомого, печалью. Горе, конечно, но без перебора. Тактичное, хорошо воспитанное горе.

– Уйди! – крикнул я удаву-альбиносу. – Скажи ей, чтобы ушла.

– Оставь нас одних, дорогая, – послушалась меня Линда.

Лучше бы не слушалась. “Дорогая”? А я тогда кто? И на глупую оговорку не спишешь. Она явно специально причиняла мне боль.

– За что ты со мной так? – спросил я, едва удав-альбинос уполз в глубины дома.

– Не за что, а почему, – спокойно поправила меня Линда.

– Почему?

– Потому что ее я люблю, а тебя нет, – просто ответила она. Так просто, что мне повеситься захотелось – либо убить ее, или удава, или весь мир. Я незаметно сжал подлокотники кресла, прикусил зубами внутреннюю поверхность щек; боль отрезвила, и я максимально холодно и даже, как мне показалось, иронично поинтересовался:

– И давно это у вас?

– Какая разница, Иван, давно или недавно? Это случилось, такое иногда случается. Люди любят друг друга, потом не любят, потом любят других людей. Это и называется жизнь. Но ты не расстраивайся – все проходит, пройдет и это… Два месяца назад у нас все случилось.

Она говорила, словно мудрая мать с капризничающим сынишкой. Абсолютное попадание в ситуацию. Психолог все-таки, вот уж чего у нее не отнять. Один нюанс: прежде она так с другими говорила, а не со мной. Она врала, и я это знал, – не в мелочах, а в самом главном врала… Я чувствовал это всей своей заблеванной кожей, смятыми мозгами, печенкой… Но я не знал, что ей возразить. От отчаяния я произнес первую же пришедшую на ум чушь:

– Она… она же женщина. Как ты могла, Линда?!

– Ну Иван, ну ты меня удивил! – искренне изумилась она. – И это говорит человек, давший миру свободу, человек, для которого и каннибалы не каннибалы, и садисты не садисты, раз это их свободный выбор. Ты что, упрекаешь меня за мою нетрадиционную ориентацию?! Какая дикость! Ты разве не понимаешь, что люди любят людей, а не гениталии? Гениталии любят животные. А люди – людей… Да нет, ты просто в шоке или перепил, я не верю…

Я и сам уже понял, что сморозил глупость. Но все равно в глубине ее вполне искреннего изумления копошилась фальшь. Я знал это так же твердо, как то, что солнце встает на востоке. Но я не знал, как вытащить эту фальшь наружу.

– Так нечестно, – попробовал я зайти с другой стороны. – Все нечестно. Вообще все…

– Что именно, например?

– Например, то, что ты не сказала мне об этом два месяца назад. Погано это. Нечестно и неправильно! Мы договаривались быть честными, Линда, мы были такими, а ты, ты…