Точка невозврата

Томич поднял железный прут над головой и со всей силы опустил на протянутое запястье. Раздался тошнотворный звук — хлюпающий удар и приглушённый вопль.

Я почувствовал, как меня схватили руки, оттаскивая подальше от улыбающегося лица Томича на экране.

— Если не увижу брата через десять минут, то начну ломать остальные части тела.

— Ты сдохнешь через десять минут! — заорал я в ответ, но экран уже погас.

Мой мир почернел.

Я не помнил, как швырнул стол на пол или бросил стул в стену. Но когда Митч вцепился в меня, удерживая на месте, я увидел разгромленную комнату. Парни смотрели на меня со страхом и жалостью в глазах.

На меня навалилась тяжесть всего произошедшего, но я продолжал чувствовать руки напарника. Ладони, которые сначала сдерживали меня, теперь стали поддержкой.

Я взглянул на Митча и попытался сказать, но получилось только еле шепнуть.

— Хочу его убить.

Он посмотрел в ответ с яростью, горящей в глазах, и кивнул.

— Вперёд.

— Ребята, — сдержанно сказал Беркман. Он оглядел нас четверых, сочувствие во взгляде сфокусировалось на мне. — Спецназ уже закончил инструктаж. Вам туда нельзя.

Мы отреагировали синхронно и мгновенно. Ни единого шанса на то, что мы не пойдём. Находиться в стороне от места событий — не вариант для нас. Мы вчетвером уложим Томича мордой в пол.

Беркман поднял ладони вверх.

— Точно, — вздохнул он. — Но мы не заходим первыми. Мы ждём и наблюдаем, пока место не расчистят и заложники не будут в безопасности. Понятно?

* * * *

Поездка в аэропорт в фургоне стала самыми долгими пятью минутами в моей жизни. Впятером — Беркман отказался отпускать нас одних — мы сидели настороже, в полном молчании.

В аэропорту как всегда кипела жизнь. Наша машина прошмыгнула через служебные ворота, обычно используемые грузовиками, бензовозами и прочим техническим транспортом. Администрация сообщила о приглушённом свете в одном из старых ангаров, сейчас отведённом под склад. Но официальных записей о посещавших его сотрудниках не было. Разведка подтвердила подозрительную активность, так что мы точно знали, куда ехать.

Фургон припарковался на расстоянии нескольких зданий, и мы остались в засаде.

На одной из стен фургона в ряд выстроились мониторы видеонаблюдения. Мы следили за тактической группой. Они основательно замаскировались, вооружились под завязку и готовились выдвинуться.

Никто не смотрел друг другу в глаза. Никто не нарушал тишину.

Будто мы смотрели на что-то другое.

Всё казалось нереальным. Ужасающим. Словно многолетняя подготовка, учившая хладнокровному и отстранённому подходу, прошла напрасно. Мы сидели с вывернутыми наизнанку сердцами и ждали, когда в дело вступят бойцы спецназа.

Они окружили здание как чёрный дым, блокируя каждый выход. Нам подали сигнал, и мы выбрались из фургона. Тихо добежали до стены ангара и терпеливо дожидались — хоть и было тяжело осознавать, что заложники всего в нескольких метрах.

Когда мы спрятались в тени в условленном месте, команда спецназа двинулась вперёд.

Это происходило сотни раз. Стандартная процедура. Протокол.

За всю жизнь я не боялся сильнее. Прошло всего несколько секунд, времени едва хватило на осознанную мысль. Сердце отмеряло мгновения, колотясь с утроенной скоростью.

Пронзительный крик вырвался в ночную тьму. Мужчины позади меня подскочили. Голос был женским, и я инстинктивно схватил Митча за руку. Раздались выстрелы. Мы вчетвером запаниковали и подались вперёд.

Беркман выставил ладонь.

— Рано.

Прозвучало еще два выстрела, и я думал, что сердце взорвётся. Страх мешал дышать.

Прошла целая вечность, прежде чем рация Беркмана громко затрещала в тишине. Нам разрешали идти.

Я даже не понял, как моё тело бросилось бежать. Курт распахнул дверь. Мы рванули, не представляя, что нас ждёт.

Привыкая к свету, я оглядел большое помещение и помчался к Кире, как только его заметил. Мне было наплевать, что тут присутствуют другие полицейские или спецназовцы. Я даже не думал об этом.

Кира сидел на полу, вытянув ноги и сложив руки на груди. Я практически смял его. Обнял и прижал к себе, не забывая про левую руку. Она, очевидно, была сломана — след от удара чуть выше запястья начал синеть. Кира навалился на меня с облегчением и усталостью.

Я держал его. Просто держал в руках, впитывая ощущение знакомого тела, тепла его кожи. Я целовал его в шею, в висок, повторяя, что он в порядке. Кира был в порядке. Со мной. В безопасности.

Я держал в ладонях его избитое, окровавленное и прекрасное лицо. Медленно отклеил скотч от его рта, и Кира рвано и глубоко задышал. Я касался губами его лица, волос, заверяя, что всё закончилось.

Сел на пол и притянул Киру на колени.

Я не хотел его отпускать. Оглянувшись, я увидел парней, сидящих в таких же позах.

Они тоже шептали, обнимали, утешали. Я понимал, что они видели, как я держал и целовал Киру. Слышали признания в любви.

После многих лет пряток и попыток удержать жизнь в секрете, я просто перестал переживать. Теперь было ясно, что по-настоящему имеет значение. Когда вся мишура отпала, я четко осознал, что важнее всего. Поэтому сжал Киру чуть крепче и поцеловал его в висок.