Точка возврата

– Нет, не замерзнет. Усть-Кут, Братск и Киренск ночью плюсовые температуры дают. И все это сюда, к нам идет, – ответила радистка.

Взяв у начальника аэропорта машину, Бакшеев поехал на полосу. Тысячи маленьких солнц светили с полосы. Хрусткий ноздреватый лед податливо мялся под колесами машины. Напротив поселка влетел в лужу и чуть не застрял. Вода прибывала прямо на глазах, она уже почти перегородила полосу. «Взлетать, и как можно быстрее», – решил Бакшеев.

Сразу же после заправки взяли пассажиров и взлетели. Мелькнул берег, самолет втиснулся в узкое ущелье и, набирая скорость, полез вверх. Где-то на уровне макушек гольцов, когда казалось, что они выползли наконец-то из каменного корыта, внезапно встал мотор.

– Отказ двигателя! – заорал Самокрутов.

– Вижу, – выдохнул Бакшеев. – Попробуем запустить.

Было еще несколько минут борьбы, когда, теряя высоту, с зафлюгерованным винтом отказавшего двигателя они выполнили круг над Тугельканом. Натужно и во всю мощь ревел второй, «здоровый», двигатель, но ему одному не хватало сил. Самолет тянуло к земле, будто кто-то давил на него сверху.

Земля не была страшной, она стала подробной. И Бакшеев видел, что ровного, пригодного для посадки места нет. Внизу, едва не цепляя макушками самолет, проносились деревья. Мелькнула и тут же пропала каменистая осыпь, приткнутые к берегу баржи, занесенные снегом валуны. Сбоку вынырнули крыши домов, заборы, линия электропередачи. Уже рядом с землей правым крылом срезали черный дегтярный дым из длинной металлической трубы, которая находилась на краю поселка рядом с аэродромом. Бакшеев отчетливо разглядел приваренные скобы-ступени, идущие к земле. Дальше он делал все автоматически, так, как привык это делать раньше: подвел самолет к земле и на нужной высоте выровнял его. Посадку он не ощутил, увидел только, как упруго, словно из брандспойта, ударила в лобовое стекло вода.

– Вот это посадочка! Класс! – воскликнул Ершов, когда самолет остановился на полосе. – Можно теперь в пиджаках дырки под ордена прокалывать.

– Не думаю, – угрюмо ответил Бакшеев и, отстегнув привязные ремни, медленно выбрался из своего командирского кресла. Закрыв глаза, он постоял в кабине, помял рукой грудь, улыбнулся какой-то непривычно слабой улыбкой и, открыв дверь, вышел к пассажирам, что-то сказал им. Пассажиры рассмеялись. Через минуту Бакшеев вернулся обратно.

– Ты отстой сливал? – тихо спросил он Самокрутова. – Похоже, что в двигатели вода попала.

– Сливал, конечно, сливал, – быстро проговорил Самокрутов. – Вон ребята могут подтвердить. Вася, подтверди!

– Сливал, сливал, – мотнул Ершов головой. – Я к Проявину домой бегал за банкой для отстоя.

Только через полмесяца, после того как подсохла полоса в Тугелькане, попали они в Иркутск, прямо на отрядный разбор. Все свободные от полетов летчики собрались в техклассе, глядя, кого же признают виновником этой вынужденной посадки.

– Где вы были, когда бортмеханик заправлял самолет? – спросил Ротов, когда Бакшеев закончил свой рассказ о злополучном полете.

– Осматривал полосу, – ответил Бакшеев.

– Кто может подтвердить, что Самокрутов сливал отстой?

– Я видел, – поднявшись, сказал Ершов. – Самокрутов сливал при мне.

– Почему же бортмеханик не потребовал контрольного анализа топлива? – неожиданно спросил Ротов.

Бакшеев ответил не сразу. Он понял: Ротов нащупал промах Самокрутова, а следовательно, и его промах. Но, задавая этот вопрос, Ротов не мог не знать: контрольный анализ топлива производится в случае, если у экипажа есть сомнение в качестве топлива. У Самокрутова такого сомнения не появилось, а вот Ротов посчитал, что бортмеханик должен был сделать анализ топлива.

– Я же вам говорил, и вот сейчас Ершов подтвердил: бортмеханик слил отстой, – медленно ответил Бакшеев, – следов воды в топливе не было. Контрольный анализ сделать не успели, да и кто его в таких условиях делает? Задержись мы на тридцать минут, могли бы и не взлететь.

– Вот и сидели бы там, – сказал Ротов. – А теперь неизвестно, чем все это кончится. Так хорошо начали год, ни одной предпосылки – и вот на тебе! Но ничего, придется с вас спросить. По всей строгости спросить. Особенно с бортмеханика.

– Надо бы не только с нас три шкуры драть, – хмуро заметил Бакшеев. – А то садиться нельзя, полоса размокла, а нас сажают. Экипаж, мол, выкрутится.

– Не беспокойтесь, каждый ответит за свое, – перебил его Ротов. – Их тоже накажут.

– Посмотрим, – усмехнулся Бакшеев, – только я вот уже двадцать лет на эти аэродромы летаю и не помню, чтоб хоть раз кого-то наказали.

Неожиданно он понял, что роет под Володьку Проявина. Накажут, конечно, и начальника аэропорта, но больше всего Володьку. Это же по его вине оказалась в бочке с керосином вода.

– Почему же вы, опытный командир, зная, что аэродром непригоден, сели в Тугелькане?

– Товарищ командир, вы как будто не знаете: мне дали указание произвести посадку и вывезти пассажиров.