«Экономика предметов, а не денег» – в этой формуле вся сущность регионализма. Жители региона задействуют свои местные ресурсы и взаимодействуют напрямую, без посредничества государственной бухгалтерии с её миллионами противоречащих мотивов, никогда не разрешимых лицом к лицу. Региональное развитие Управления долины Теннесси соединило электроэнергию и удобрения для ферм, навигацию и предотвращение эрозий, контроль за наводнениями и переработку пищи, национальную рекреацию, и в этом естественном взаимодействии оно породило массу остроумных изобретений. Всё это (заложенное в его основании) проводилось при сравнительной автономии, в соответствии с нежёстким курсом на «всеобщее благосостояние».
Образ жизни, который мы ищем в этом новом сообществе, зависит от информированности о местных отличительных чертах, и это также является условием политической свободы как объединения промышленных предприятий и фермерских кооперативов, а не множества абстрактных голосов и потребителей при деньгах.
Но любая экономика машин
Усовершенствование
Попытаемся представить себе нравственный идеал такого сообщества, как описываемое нами.
В роскошном городе потребительских товаров общество развивалось в направлении роста экономики – инвестиции капитала и потребление должны были расти любой ценой или даже преимущественно любой ценой. В третьем сообществе, которое будет описано в нашей книге, сообществе «максимума безопасности и минимума регулирования», мы обнаружим, что ради достижения общественной безопасности и свободы человека рост некоей одной части экономики должен быть категорически запрещён.
Но в текущем, промежуточном плане нет никаких причин, по которым экономика должна или не должна расти. Каждая ситуация конкретна и сводится к конкретному вопросу: «Стоит ли расти в соответствии с этим новым курсом? Стоит ли продолжение следования старому курсу этих сложностей?»
Стулья уберегали нас от больших щелей и грязи на полу – но если у нас нет грязных полов и есть радиаторное отопление – зачем нам стулья?
Это деликатный подход, который нам, американцам, постичь нелегко: мы всегда предпочитаем делать побольше и получше, или перескакиваем на что-то новое, или уцепляемся за старое. Но когда люди привычны к своему знанию о том, ради чего они сдают в аренду свои руки, когда они в курсе производственных операций и отдачи, когда им не нужно доказывать что-то в конкурентной борьбе, тогда они просто заняты, так сказать, оцениванием соотношения средств и целей. Все они в этом случае – эксперты по эффективности. И тогда они на удивление быстро могут найти новую концепцию самой эффективности, совсем не похожую на ту, которой пользуются инженеры Веблена[83]
. Когда они могут сказать: «Было бы эффективнее делать это таким образом», а потом продолжить: «АЭффективный для чего? Для образа в жизни в целом. Во все времена достойные люди пользовались этим критерием для отсеивания: «Мы так не делаем, даже если это удобно или прибыльно». Но они уверенно и изобретательно обдумывают это: «Давайте займёмся этим, это нам подходит. Или давайте воздержимся и упростим, это будет задержка и отставание».
Предположим, что один из мастеров в свои два месяца индивидуального труда занялся разработкой эскизов для мебели и, изучив мебель у японцев, решил обходиться без стульев. Такая проблема может повлечь жёсткую борьбу в национальной экономике, когда одно цепляется за другое.
Экономика, как и любая экономика машин, стала бы расти, поскольку она создаёт излишки. Она бы доросла до изысканности. Ярким примером является японский способ. Они покрывают пол толстыми моющимися циновками и обходятся без стульев и полового покрытия. Загромождать комнату мебелью для них слишком хлопотно. Но щедро тратить многодневные усилия на вырезание крошечной канавки на обратной стороне профиль-ручки перегородки-сёдзи – это для них не хлопотно. Они обходятся без обивки, но с большой тщательностью расставляют цветы. Они не воздвигают постоянных перегородок в комнате, потому что виды занятий в жизни всё время меняются.