Эта таинственная, метафизическая и смертная правда, проступившая уже в диалоге Пьера и Андрея и продемонстрированная смертями Каратаева и Андрея, прячется за той дверью, которую силится отворить Наташа, размышляя о смерти Андрея. Совсем другое дело — жить при свете этого знания. На том этапе интеллектуального и литературного развития Толстой еще мог представить себе, что пропитавшаяся западными идеями личность способна примкнуть к тому единству, частью которого является, и, исходя из этого знания, действовать во имя добра, — по крайней мере, так оно и было в историческое время действия «Войны и мира». В изображении дружбы Наташи с Марьей и в пространном эпилоге к роману Толстому удается примирить свою веру в независимое разумное сознание с тягой к органическому единству. В семейной идиллии соединившихся хозяйств младших Ростовых и Безуховых в конце романа, описанных как «одно гармоническое целое», для Толстого заключается подлинное бытие и истинное единение душ в реальной жизни. Семейные отношения, родившиеся в послевоенную пору, становятся образцом дворянского обновления — на контрасте с плохо управлявшимися, разрушавшимися имениями стариков Ростовых и Болконских. Почти одинаковые усадьбы, построенные Пьером с Наташей и Николаем с Марьей, напоминают еще и коммунально-пасторальную утопию, изображенную в конце «Юлии» Руссо[224]
. Две семьи проводят вместе много времени, их связывают между собой узы дружбы, родства, брака и общей потери. Однако Толстой, рисуя эту дворянскую идиллию, обходится без любовного треугольника, прелюбодейства и самоубийства, которые фигурировали в романтической трагедии Руссо. Напротив, путь к этой идиллии облегчает зрелая дружба Наташи и Марьи.Дружба, возникшая между Наташей и Марьей, пробуждает их от созерцания смерти и примиряет с возвращением к жизни, а также становится мостиком — и в практическом, и в духовном смысле, — ведущим их под венец. Каждая из женщин как бы подменяет своего брата, предмет любви другой женщины, и помогает ей преодолеть препятствия, стоящие на пути к счастью: Наташа учит Марью испытывать любовь и радоваться ей в реальном мире, а Марья учит Наташу не бросаться в любовь как в омут и молчаливо освобождает ее от обетов, данных Андрею, чтобы она могла выйти за Пьера. В практическом смысле визит Пьера к Марье привел к возобновлению его знакомства с Наташей (поначалу он действительно не узнал новую Наташу без подсказки Марьи), а дружба Марьи с Наташей и ее родными побудила ее навестить в Москве Николая, победив свою робость, — что в итоге привело их к союзу. Таким образом, дружба между женщинами и прокладывает путь к тому идеализированному дворянскому сообществу, что показано в конце романа: она облегчает им переход к замужеству и материнству и укрепляет общественные и экономические различия. С этой точки зрения женская дружба выполняет здесь задачу, очень похожую на роль, отводившуюся подобным отношениям в европейском романе, что наглядно проиллюстрировала Шэрон Маркус, анализируя «Дэвида Копперфильда»[225]
.И все же, если сравнивать роман Толстого с европейской литературой, у него идеальная женская дружба гораздо явственнее показана как очаг сопротивления общественным ожиданиям. Ни в одном другом реалистическом романе XIX века отношения между женщинами не выглядят повествовательной или философской самоцелью, важной составляющей зрелой, современной субъективности и необходимой для нее. Пусть накал их дружбы со временем несколько ослабевает, она продолжается и после замужества, сосуществуя со столь же взаимозависимыми отношениями каждой из женщин с мужем и детьми, о чем свидетельствует семейная идиллия в первом эпилоге. Хотя на Денисова замужняя Наташа и производит неблагоприятное впечатление, рассказчик утверждает, что в ней еще изредка зажигался «прежний огонь». Он давал о себе знать в трех обстоятельствах: «когда, как теперь, возвращался муж, когда выздоравливал ребенок, или когда она с графиней Марьей вспоминала о князе Андрее». Единение двух женщин, родившееся от смерти, длится и тогда, когда они порождают жизнь, а еще оно дает Наташе возможность побыть просто самой собой, на время позабыв о зависимых ролях жены и матери.