«Только между женщинами». Философия сообщества в русском и советском сознании, 1860–1940

Когда Наташа прямым текстом предлагает княжне свою дружбу, это звучит как объяснение в любви или предложение руки и сердца. Это одновременно исповедь и заключение договора. Наташа признает, что еще очень многого не знает о Марье — помимо того, что их объединяет, — и задается целью узнать больше. Но слияние двух личностей в одну, о котором сообщается в страдательном залоге («установилась… дружба»), не может произойти на уровне рационального сознания, и различия, присущие им как личностям, порождают не полное согласие и не подчинение одной подруги другой, а взаимодополняющее понимание между ними:

Княжна Марья рассказывала про свое детство, про свою мать, про своего отца, про свои мечтания; и Наташа, прежде с спокойным непониманием отворачивавшаяся от этой жизни преданности, покорности, от поэзии христианского самоотвержения, теперь, чувствуя себя связанной любовью с княжной Марьей, полюбила и прошедшее княжны Марьи и поняла непонятную ей прежде сторону жизни. Она не думала прилагать к своей жизни покорность и самоотвержение, потому что она привыкла искать других радостей, но она поняла и полюбила в другой эту прежде непонятную ей добродетель. Для княжны Марьи, слушавшей рассказы о детстве и первой молодости Наташи, тоже открывалась прежде непонятная сторона жизни, вера в жизнь, в наслаждение жизни[223]

.

Тесный союз двух женщин являет, в глазах Толстого, идеальный сплав христианской модели любви к ближним — у Марьи (с ее «поэзией христианского самоотвержения») и идеала любви к жизни как таковой — у Наташи. А еще он наглядно показывает совмещение этой любви с существованием независимой личности, и в частности аристократической, которая никогда не способна полностью отказаться от самолюбия и уподобиться Платону Каратаеву. «Связанность любовью» стирает всякие барьеры, мешающие без искажений передавать точный смысл рассказываемых историй: на это указывает повтор парных глаголов — «полюбила» и «поняла», «поняла и полюбила». И все же это понимание, хотя и помогает сгладить различия, не устраняет их полностью. Их любовь друг к другу не уничтожает их самосознание, хотя и позволяет им влиять друг на друга, не требуя при этом отречения от всего того, что делает их уникальными личностями. Когда Андрей и Пьер переживают важную для них внутреннюю перемену, оба берут от своего собеседника больше, а отдают ему меньше. Позже, уже пройдя через «моральную баню» на фронте, Пьер тоже достигнет сходного состояния — научится понимать и любить то, что отличает других людей от него самого. Сопереживание между Наташей и Марьей выступает идеалом сообщества, которое не посягает на женскую самостоятельность, а не того непостижимого метафизического единения, которого можно достичь, только пройдя через смерть. Именно об этом единении, предположительно, и хотел что-то сказать Каратаев Пьеру, когда в последний раз поглядел на него (а тот, что вполне простительно, бежал от него), и это — то самое состояние, к какому князь Андрей надеется пробудиться от жизни, пройдя через смерть.