– Нам пришлось бы их убить, – разродился новой мыслью Дил, отчего я рассмеялась.
Красные огоньки с верхушек башенных кранов подмигивали нам. Заметно похолодало, усиливался ветер. Мы прижались друг к другу.
– Дил, – спросила я, когда мы допили последнюю банку пива. – Ты ведь это не серьезно, там, на квартире? Ну, насчет покупки «герыча»?
Он ухмыльнулся, вглядываясь в горизонт.
– Не знаю, – ответил и рассмеялся. – Сейчас это кажется безумием, да?
– Еще каким.
– Да просто понты кидал, как придурок.
Я плотнее прижалась к теплому телу Дила. От него пахло куревом и дешевым лосьоном после бритья.
– Там у тебя на ноге… – начала я.
– Не надо об этом, – перебил Дил.
И я послушалась.
16
– Я не буду ходить вокруг да около, Джони, – начала Фиона, когда мы устроились в саду на расстеленном под ясенем клетчатом коврике. – Виза Дженни истекает через месяц, и я сказала ей, что она может занять пристройку, когда вернется. Ну, на время, пока не найдет работу.
– О, – смутилась я. – Значит, мне нужно съезжать?
– Боюсь, что так, дорогая. В любом случае, я думаю, время пришло. Дженни нелегко принимать то, насколько мы с тобой стали близки, учитывая, что вы примерно одного возраста. Я думаю, она чувствует себя как бы отодвинутой или, прямо скажем, замененной. Я уж не стала напоминать ей, что это она переехала в свою чертову Австралию.
Я рассмеялась.
– Но вот так получилось, – продолжала Фиона, разглаживая уголок ковра. – Возможно, ей нужно было поскучать по мне.
– Я буду скучать по тебе, – призналась я.
– Я тоже буду скучать по тебе.
Прихлебывая имбирный чай, я наблюдала, как малиновка ныряет с бортика каменной ванночки для птиц, наполненной водой, прямо на середину и радостно там барахтается.
– Тогда сегодня и соберу вещи, – объявила я.
– Ой, – отмахнулась Фиона. – Дженни не будет еще несколько недель. Не торопись, птенчик.
Листва на деревьях потемнела. Солнце хотя и светило ярко на чистом небосклоне, но траектория его движения с каждым днем становилась все ниже, а тени от деревьев все длиннее.
– Все в порядке, Фи, – сказала я. – Думаю, ты права, время пришло.
– Я не имела в виду сегодняшний день! – запротестовала Фиона, смеясь, хотя на глазах выступили слезы. – Я почти не вижу тебя в последнее время – ты же здесь никогда не бываешь. Я надеялась, что мы сможем нормально проститься, приготовлю тебе прощальный ужин.
Она была права: я действительно не жила здесь с тех пор, как мы вернулись из Корнуолла. С того момента стало само собой разумеющимся, что я каждую ночь оставалась в Олбани. Здесь, у Фионы, осталось не так уж много моих вещей: мой летний чемодан был у Генри, и сюда я наведывалась всего пару раз, чтобы забрать книги и теплую одежду. В какой-то мере это было облегчением, когда она попросила меня съехать. Я уже больше не могла платить арендную плату, какой бы щадящей она ни была.
Я поднялась в свою мансарду, где обитала последние два с половиной года. На сбор оставшегося имущества не ушло много времени, я не стала задумываться над нужностью или ненужностью каждой вещи, а просто распихала все по чемоданам. Закончив, я решила выкурить финальную сигарету у окна опустевшей спальни, как проделывала это сотни раз за эти два с половиной года. Я стала перебирать самые запомнившиеся мне сигареты, те, которые унимали мои слезы, которые ставили точку в затянувшемся загуле, и те, которые я выкуривала после секса. Невольно я задумалась о сексуальных происшествиях, которые случались со мной на этой кровати, – количество симулированных оргазмов превалировало над числом реальных. Перед моим внутренним взором промелькнули баталии с друзьями, которые мы здесь затевали, и дни спокойствия, когда эта комната просто убаюкивала меня. Я задумалась о том, как много всего произошло за время, которое я здесь провела. Я заехала сюда в двадцать три года. Теперь этот возраст казался таким юным. Я вглядывалась в себя тогдашнюю, впервые вошедшую в эту комнату: дешевые джинсы, плохой макияж, нарочитая непочтительность и тайные надежды.
Все, чем я владела, уместилось в два больших чемодана и одну хозяйственную сумку. Меня подмывало все это выбросить.
Фиона обняла меня на прощание и просила заходить в любое время. Она обещала приготовить мое любимое блюдо, которое к этому времени уже не было моим любимым, но у меня не хватило духу сказать ей об этом. Я уезжала из этого дома, завершая очередную главу своей жизни. Я больше не работала на Терри и Рафа и не жила в этом доме в Северном Лондоне. Все вещественные доказательства моего существования на земле находились при мне в машине, устремляющейся в туннель у Гайд-парка.