Только сегодня

Мы молча ждали, прислушиваясь.

– Да? – рявкнул Джон Джонсон в микрофон домофона.

Кто-то ответил, и мы услышали, как изменился голос хозяина:

– О, привет, дорогая. Подожди, секунду.

Вскоре он вернулся с девушкой: высокой, темноволосой, всего на несколько лет старше нас с Дилом. Это была Марла Ташен. Мы познакомились летом на рейв-вечеринке.

– Привет, – поздоровалась я.

– Привет! – отозвалась она вполне дружелюбно, но определенно меня она не помнила.

Джон Джонсон лебезил вокруг нее, как подобострастная тетушка.

– Тебе что-нибудь принести, дорогая? Пиво? Комбучу?

– Спасибо, Джонни, все хорошо, – сказала Марла, сбрасывая балетки и направляясь к собаке. – Привет, Моди, девочка, – она крепко поцеловала животное. – Как поживаешь, Ли?

– Хорошо, – ответил тощий.

– Как дела, Джонни? – обратилась Марла к хозяину.

– Да не, ничего, дорогуша, все не так уж плохо. Конечно, после шмона бизнес немного затих.

– Да что ты, – с сочувствием сказала Марла.

– Ты берешь или как? – спросил Джон Джонсон у Дила, прикрывая шкатулку мясистой рукой.

– Нам хватит, – опередила я Дила. – Мы уходим.

– Как знаете, – пожал плечами Джон Джонсон и захлопнул шкатулку. – Выход сами найдете.

Дважды повторять мне не требовалось. Я ринулась вон из квартиры. Дил последовал за мной. Наконец мы вышли на улицу – было уже темно.

– Дилан, какого черта? – ворчала я, продолжая просто идти вперед, желая как можно скорее и дальше уйти от этой квартиры, ужасная хаус-музыка все еще пульсировала в моей кровеносной системе.

– Да в чем дело? – догнав меня, спросил Дил. – Я же не купил!

– Ты бы купил, если бы не сестра Генри.

– Так вот это кто? Мне сразу показалось, что-то знакомое.

– Блядство какое-то, – не унималась я, продолжая маршировать по улице.

Не сбавляя темпа, мы добрались до кладбища. Желание спрятаться непреклонно тянуло меня убраться с улиц, и я нырнула за железную ограду. Сворачивая наугад с одной аллеи на другую, мы удалялись все дальше и дальше от уличного шума. Наконец я остановилась у деревянной скамейки, плюхнулась на нее и достала из сумки банку пива. Появился Дил, слегка запыхавшийся.

– Я думаю, мы оторвались от них, капитан, – отрапортовал он, усаживаясь рядом.

Дил скрутил косяк, и мы молча выкурили его. Потом Дил начал читать имена на надгробиях и придумывать биографии почившим.

– Инид Уиндхэм, – начал он. – С 1811 по 1863 год. Обожаемая мать семейства и по совместительству садомазохистская госпожа.

– Хью Стэнли, – подхватила я. – С 1890 по 1915 год, коллекционер марок и любитель кошек.

– Джеймс Мур: таксидермист.

– Сьюзен Пресли: дальняя родственница Элвиса.

Расслабившись и слегка захмелев, мы покинули кладбище через Часовню раскольников и вышли в ночной город. Липкий туман обволакивал дома, отчего свет в окнах казался ярким и загадочным. Неукротимая подростковая свобода, будоражащая прогулка по ночному городу вскружила мне голову. Мне чудилось, что мы можем идти вот так вечно, миновать Лондон и вырваться на просторы полей, лесов, вплоть до моря, сесть на лодку и добраться до континента, а там совершить паломничество к экватору. Почему бы и нет? Мы шли вдоль канала, от лодок исходил запах угольных топок. Все вокруг было покрыто влагой, и в свете, льющемся из окон, улицы казались лощеными. У Риджентс-парка мы отклонились от канала и двинули на север, через розарий, мимо зоопарка, медленно поднимаясь по извилистой дорожке на Примроуз-Хилл.

– Может, это потому, что я под кайфом, – сказал Дил, – но, реально, эта ночь чертовски хороша.

Из-за деревьев проглядывал силуэт Лондона, величественный и мерцающий. Вокруг не было видно ни души. И пустынный парк, и весь город казались целиком нашими. Это смахивало на апокалипсис.

– Что бы тебя больше напугало… – озвучила я новую забаву, открывая очередную банку пива.

– Ой, не продолжай, – заскулил Дил. – Меня начнет штырить.

Я рассмеялась.

– Что бы тебя напугало сильнее: если бы мы увидели женщину в белом, просто гуляющую между деревьями…

– Прекрати.

– Или викторианских детей-уродцев, крадущихся за нами.

– Подруга, – поморщился Дил. – Ты мне весь кайф обломаешь.

– Ты должен ответить, – настаивала я.

– Бр-р… Я думаю, что дети будут пострашнее. Женщина в белом могла быть просто девушкой, припозднившейся на вечеринке в Кэмдене в пятницу вечером.

– Ну хорошо, – сказала я, лихорадочно соображая, что еще выдумать.

Я понятия не имела, почему мне хотелось напустить страху. Возможно, этому способствовала мистическая атмосфера темной ночи, которой я прониклась сама и не могла не поделиться с Дилом.

– Я придумала!

– Валяй.

– Что страшнее: если бы мы увидели викторианских детей-уродцев, висящих на этом фонарном столбе, или если бы мы увидели нас.

– А?

– Ну, если бы мы увидели самих себя. Наших двойников. Тебя и меня. Вон, шагах в двадцати отсюда. На них точно такая же одежда, говорят они то же самое, нашими голосами с теми же лицами.

– Черт, – прошептал Дил и содрогнулся. – Вот это был бы кошмар.

– Точно! – согласилась я, завороженная собственной выдумкой.

На некоторое время мы оба оцепенели, представляя своими промарихуаненными мозгами такую встречу.