Только сегодня

Эл испустил долгий раздраженный стон.

– Моя жена, – начал он, как бы через силу, – хочет дом побольше. Я говорю ей: «Устройся на работу, и мы сможем купить дом побольше».

– И что она?

– Она заявила, что не хочет ездить на метро каждое утро и каждый вечер. Видите ли, люди набиваются туда, как сельди в банку.

– Вполне резонно.

– Она очень избалованная, моя жена. Каждую неделю я покупаю ей красивые вещи: новую сумку, новые туфли. Ты же знаешь, она обожает туфли. Очень избалованная женщина.

– Да, повезло ей.

– Но ей все мало! Она хочет жить в большом дворце. Я говорю ей: «Для этого ты должна найти работу».

– А она разве не может работать здесь, с тобой? – спросил Дил.

Эл скорчил такую оскорбленную гримасу, будто мы только что предложили ему нанять на работу команду неизлечимо больных детей.

– И лицезреть ее здесь целыми днями? Нет, нет, нет. Это вредно для брака.

– Да уж, – посочувствовала я.

– Знаете, жизнь, – сказал Эл, устремив взгляд на какой-то далекий мысленный образ, – не для слабонервных.

– Выпьем за это, – предложил Дил, поднимая свой бокал.

– А где та милая девушка, с которой ты был здесь на днях? – спросил его Эл.

– Мы расстались, – уныло ответил Дил.

Я усмехнулась. Дил бросил свою последнюю пассию, потому что она, по его мнению, была «слишком милая».

– Это очень плохо, – резюмировал Эл. – Я принесу вам что-нибудь поесть за счет заведения.

– О, спасибо, Эл! – воскликнула я. – Ты лучший.

Он проигнорировал мое восклицание и вернулся через несколько минут с парой мисок французского лукового супа.

– У, аппетитно, – оживился Дил. – Спасибо тебе.

Эл удалился, лаконично поиграв пальцами одной руки.

Из кафе мы вышли захмелевшие и сытые, наши губы и зубы окрасились в бордовый цвет терпкого вина.

– Что теперь? – спросила я.

– Написал своему барыге, – сказал Дил, – но он не отвечает. Ты кого-нибудь знаешь?

– Я нет, но Пэдди должен. Сейчас напишу ему.

– Это тот Пэдди, кого мы встретили на параде в честь Прайда?

– Да, тот самый.

Пэдди прислал адрес некоего Джона Джонсона с паролем – нам следовало сказать: «Мы друзья Кэролайн». Минут сорок спустя, заметно нервничая, мы позвонили в дверь квартиры на цокольном этаже, располагавшейся на шикарной улице с величественными четырехэтажными зданиями Викторианской эпохи. Окна домов ограждали кованые решетки, а над входными дверями висели камеры видеонаблюдения. Я сказала Дилу, чтобы он снял свой дурацкий берет.

– Да? – раздалось из домофона, на заднем плане слышалась громкая музыка.

– Привет, – сказала я. – Мы друзья Кэролайн.

– Подождите, – ответил голос.

Прошло несколько минут, и мы подумывали, не позвонить ли еще раз, но в итоге дверь открылась, и на пороге появился мужчина лет пятидесяти, его редеющие волосы были зачесаны в остроконечную челку, а солидный живот обтягивала футболка с надписью Metallica.

– Заходите, заходите, – пригласил он, и мы проследовали за ним по узкому коридору в квадратную комнату.

Мужчина сел за стол и жестом указал нам на низкий футон, стоявший у стены. Футон был застелен выцветшим индийским пледом со следами собачьей шерсти. Мы осторожно примостились на краю футона, прижавшись друг к другу. Напротив маленького столика, уставленного грязными чашками из-под кофе, стоял еще один диван, на котором сидели тощий мужчина и толстый бульдог.

– Так-так, – сонно проронил тощий мужчина.

– Привет, – кивнул ему Дил.

Из пары розово-серебристых динамиков, расставленных по углам, бубнил монотонный хаус. Воздух был спертым и сырым.

– Ну, чего вы хотите? – спросил Джон Джонсон, крутясь на своем офисном стуле.

– Нам восьмушку, пожалуйста, – заказал Дил.

– Травки? – переспросил Джон Джонсон.

– Ага.

Тощий курил нечто, что я поначалу приняла за обычный косяк, но оно пахло не так, как любая другая травка, с которой мне приходилось сталкиваться раньше, – это нечто отдавало уксусом. Тощий вдруг всполошился, словно вспомнил о правилах гостеприимства, и предложил свой «уксус» нам. Мы вежливо отказались. Пес печально смотрел на нас.

Джон Джонсон достал огромный пакет марихуаны, такого я еще не видела в своей жизни, извлек из него щепотку травы и высыпал на цифровые весы, что стояли у него на столе.

– Вот так, три и шесть десятых: чуть больше сделаю вам, – подытожил он.

– О, здорово, – сказала я.

Джон лизнул указательный палец и извлек из дозатора маленький пластиковый пакетик, в который аккуратно пересыпал зелье, затем выжидающе посмотрел на нас. Дил достал двадцатифунтовую банкноту и протянул ему. Джон Джонсон отдал нам травку и вернулся к своему столу, заставленному какими-то подозрительными предметами. Я бросила на Дила вопросительный взгляд: мы можем идти? Дил пожал плечами и развалился на футоне.

– Ничего, если мы попробуем товар? – спросил он.

Джон Джонсон уже над чем-то колдовал за своим столом.

– Будьте как дома, – сказал он, не поднимая головы.