Только слова (СИ)

Да, завтрак мечты не был составлен из баранины, но тогда я с удовольствием съела свою порцию. После еды все разомлели и, не выставляя часовых (орлы все еще мелькали на соседних скалах), разбрелись по углам. Мистер Бэггинс устроился около тлеющего костра, и я очень хотела как обычно составить ему компанию, но на этот раз моей персоной заинтересовался Торин. Ледышка-король. Когда я втолковывала Оукеншильду, что благодарность лишней не бывает, то имела в виду Бильбо, редко слышавшего похвалу, но невольно предсказала и свою участь.

Торин курил трубку, выпуская колечки в голубое небо, и вроде как не намеревался спать. «Садись», — бросил он. Я фыркнула, но под недовольным взглядом все же приземлилась на расстеленный плащ. Будто побывала в шкуре мистера Бэггинса, честное слово! В чем я провинилась? А если вспомнить это: «Благодарю вас, леди», — сказанное в полубреду… то вообще становилось непонятно.

Король перестал курить, и его выражение лица не обещало мне ничего хорошего. Я едва не отшатнулась — нет, ну не прибьет же?.. Да и вроде как было не за что… Торин долго молчал, потом процедил: «Не смей рисковать собой ради меня». Готовясь к обвинениям любого рода, я была готова вступить в словесную перепалку, но теперь застыла в изумлении. Как реагировать?

— Твой дар слишком важен, чтобы его потерять просто так, — пояснил гном. В моей голове прозвучал стон разочарования. — Даже без меня отряд доберется до Горы, даже без меня род продолжится. Но ты — другое дело… Вы, леди Ниэнор, великая волшебница.

В горле застрял комок. Наивная я дура — ожидала иной формулировки. Наверное, Торин должен был еще в честь этого встать на одно колено и предложить стать королевой Эребора. Но он отчего-то не встал. Как, собственно, и не сказал, что я ему дорога не как одна магическая единица и что он хотя бы переживал.

Вот тогда Оукеншильд смутился. Я, чтобы не расплакаться при нем, припустила к костру, к более родному и понимающему Бильбо. Тот, услышав мои шаги, шевельнул ухом, как сторожевой пес, но продолжил дремать. Отлично, поговорить было не с кем… но это даже к лучшему — никто и не увидит слез «волшебницы». Закрыв глаза и закутавшись в плащ, я постаралась уснуть. Сон не шел долго: первое время я прокручивала в голове свой поступок, а потом думала, как его мог растолковать Торин.

Я проснулась ближе к вечеру, судя по тому, что горизонт окрасился в нежно-розовый, и оказалась только третьей из бодрствовавших: у костра сидели Гэндальф и Балин. Они оба почтительно склонили головы, и не сказать, что это вызвало у меня эйфорию. Я не заслуживала и половины подобного отношения — обуза, без определенных навыков выживания. Девчонка, которая когда-то мечтала оказаться в Средиземье.

— Торин хотел с вами поговорить, — улыбнулся Балин, прерывая самокопание. — Он не сомкнул глаз с тех пор, как вы… ушли.

— Вы все видели? — обреченно спросила я. Где же стена, чтобы побиться об нее?

— И кое-что видел, и кое-что слышал… То, что Торин держит все в себе, пусть вас не задевает. Он король, и часть эмоций ему лучше скрывать от посторонних глаз. Если что-то хотите узнать у него — спросите. Сейчас как раз подходящее время.

Гэндальф, держа трубку в зубах, усмехнулся, и в его усмешке слышалось дружеское подтрунивание, а не злорадство. Они будто бы видели меня насквозь. Видели то, что король начал вызывать у меня далеко не дружескую симпатию. Я посидела у костра, приводя мысли в порядок, и со страдальческой миной прошлепала к самому краю уступа.

— Торин, — пролепетала я.

Он посмотрел на меня с усталостью в глазах, и я подумала, что ему все-таки стоило поспать:

— Я чем-то тебя обидел?

Пауза. Я бьюсь об импровизированную стену головой, рву на себе волосы и скачу, как ненормальная.

— Я… помогла Бильбо тогда не потому, что знала, что сотворю магию и тем самым остановлю Азога. Я сделала это… потому что иначе не могла. Не могла дать тебе погибнуть, Король под Горой, — кое-как справившись с прыгающими интонациями, выдала я.

— Безрассудная! — рявкнул Оукеншильд, и усталость в его образе мгновенно пропала.

— Отважная, — возразила я и показала ему средний палец с кольцом. — Гранат ты сам мне подарил.

В Средиземье, как оказалось, этот жест не означал ничего предосудительного, потому что гном не разразился бранью и не сломал мне палец. Надо будет запомнить. Вместо всего этого Торин вздохнул, признавая свое поражение, и совершенно неожиданно сказал:

— Ты представляешь, сколько мне лет?

Я напрягла память и, чтобы выиграть время, пошутила:

— Меньше, чем Гэндальфу.

Шутка была встречена каменным выражением лица, уголок губ даже не дернулся в сторону.

— Ладно-ладно, — я примирительно подняла руки. — Для двухсот лет ты выглядишь очень даже ничего.

— Мне осталось жить не больше столетия, Ниэнор. Подумай об этом.