Тольтекское искусство жизни и смерти: история одного открытия

Губы его потрескались, голос звучал слабо. Неужели она вернулась, чтобы повелевать циклоном? Он переместил фокус внимания, стараясь ухватить только что растворившееся видение. На фоне воплей мультипликационных персонажей он стал возвращаться ко сну, стараясь снова вызвать в памяти ускользавшие из нее образы. В одном из видений был мудрый верховный жрец, говоривший с ним из гробниц человеческой истории. У Мигеля было ощущение, что он умер в такой гробнице, а потом проснулся с новым сознанием. Там был совет старейшин, и все они соревновались за титулы, боролись, желая обратить на себя внимание. Там были мужчины, которые хотели изменить его, и женщины, жаждавшие обладать им. Были там и другие существа: орлы, собаки и демоны. Были и великие воины другой эпохи, наблюдавшие за всем из мира теней. В его сне были молчаливые рослые ангелы и маленькая девочка, желавшая вернуть ему невинность.

И всюду присутствовала его мать, появляясь то тут, то там в разных формах. Она советовала, умоляла, но слов ее он не мог вспомнить. Он не видел ее лица, не понимал, что движет ею. Он побывал на улицах Теотиуакана, по которым когда-то ходили его предки. Он слышал, как они говорят приглушенными голосами, пересказывая притчи забытых времен. Он чувствовал их намерение, когда в грезах шел по Дороге Мертвых и поднимался на пирамиду Солнца. Он наблюдал самого себя: как он учил, творил, почитал мастеров, когда был моложе. Он был воином, но, кажется, война давно закончилась – и она выиграна.

Вряд ли имело значение, кем он был, и кто он сейчас, и куда ему предстоит попасть. Он любил – любил всегда, и в этом не могло быть сомнения. Его ослепило солнце, засиявшее за окном, и видения разлетелись от него, как бабочки от весеннего ветра. Он вдруг снова оказался в постели, в больничной палате. Открыв глаза, он увидел, как по телевизору мышь из мультфильма почти до смерти избивает кошку. Он поморщился и отвернулся.

– Ангел мой, – сказал женский голос.

Слова прозвучали тихо и успокаивающе. Кажется, та, что произнесла их, когда-то была ему близким человеком. Желая понять, кто это, он повернулся и увидел доброе и знакомое лицо, несущее покой. Воспоминания посыпались на него, как нескончаемое конфетти. Он смутно осознавал сами события, как будто слышал сквозь рев телевизора, как кто-то обсуждает их в соседнем помещении. Незнакомые, по-видимому, люди читали его характеристики, обменивались мнениями, предположениями. Ему хотелось прекратить этот разговор. «Я знаю этого человека лучше, чем вы!» – хотелось крикнуть ему, но он не был уверен, что так оно и есть. Трудно было определить, чья жизнь представлена всеми этими разрозненными фрагментами звука и света. Мигель сделал усилие, чтобы разобраться в этих картинах, малых отпечатках историй, набрасывавших эскиз жизни человека, но ему ничего не удавалось, и он бросил попытки. То, чего не помнит он, помнят другие. У каждого обязательно найдется что сказать. Всем непременно нужно говорить, а о том, чтобы слушать, никто и не вспомнит. Теперь он знал, где находится.

Мигель в первый раз вздохнул глубоко, и его тело расслабилось. Какие еще нужны ему знаки? Игра началась. Это жизнь, она подталкивает его, движет им. Любовь воскрешает его и уносит прочь страх. Он моргнул, потом еще раз. Женщина, сидевшая рядом, сжала его руку, глаза ее наполнились счастливыми слезами. Она была стара, но через нее все так же чисто и искренне звучала мелодия жизни. В ее улыбке он постепенно узнавал друга, союзника. Сначала он представил себе, что улыбается ей в ответ, а потом лицо его и в самом деле просияло. Она тут же откликнулась.

– Я с тобой, сын мой, – негромко сказала Сарита, глядя на него усталыми глазами, лучащимися пониманием. Она протянула руки и прикоснулась к его щекам прохладными гладкими ладонями, придавая значимости своим словам. – Теперь я с тобой.

* * *

Разве это не правда, мой ангел смерти, что в этом уголке мира все более красиво, а любовь величава?

Рыжеволосая стояла в тени древа познания, там, где мать Сарита впервые увидела ее. Все здесь осталось почти таким же, как и прежде, и она была опять одна. Мрачные грозовые тучи затягивали небо, ландшафт видения озаряли вспышки молний. В безбрежном космическом океане животом кверху плыла Земля, а вдали высилось грандиозное древо жизни. Она посмотрела туда, но там никого не было. Вот это да – дерево цвело! Каких только сладких плодов на нем не было, но никто не сидел на его волнистых ветвях, там не было даже маленького, странно одетого человека.