Том 1. Греция

Наконец, в оде Нем. 4 мифологическая часть открывается дробным перечнем знаменитых Эакидов (6 имен в 8 стихах), а за ним следует пространный рассказ о Пелее, перечисляющий только два его деяния (искушение от Ипполиты и брак с Фетидой); таким образом, и здесь перед нами каталог с расширенным «фокусом», но расширенное звено уже вряд ли воспринимается как каталог в каталоге. Перед нами как бы на глазах происходит разложение перечневой композиции: сперва малые перечни в составе большого равноправны, потом соподчинены, потом начинают исчезать, уступая место другим композиционным приемам. Достаточно сделать еще один шаг – и перечень останется лишь кратким вступлением к основной, уже не перечневой, а кольцевой части мифологического рассказа; так построены, например, миф об Эакидах и Пелеевой свадьбе (опять!) в Истм. 8 и миф о коринфских героях и Беллерофонте в Ол. 13. Но, чтобы говорить об этих гибридных формах, нужно сперва познакомиться с формами кольцевой композиции в ее чистом виде.

9

Теоретически рассуждая, самой строгой формой кольцевой композиции была бы концентрическая: мысль поэта, коснувшись какого-то мифологического мотива (кефалайон), постепенно отступает от него в прошлое, к его истокам, а потом оттуда в той же постепенности вновь возвращается к нему. Образец такой композиции у Пиндара есть: это маленькая ода Пиф. 12 в честь пифийского победителя на флейте; по этому поводу Пиндар рассказывает легенду о происхождении музыкальной формы (ближе неизвестной), носившей название «многоглавый напев» и будто бы впервые сочиненной самой Афиной по образцу стенаний Горгон по своей обезглавленной сестре Медузе. В схематическом пересказе ход рассказа Пиндара таков: «Флейтист-победитель всех превзошел (6, А) в том напеве, который подслушала Афина (11, Б), когда Персей убил Медузу (12, 

Б), чтобы ее каменящим взором наказать обидчиков своих и своей матери (13, Б). Да, он одолел чудовищ (14, В) и наказал обидчиков (16, Б), ибо сумел обезглавить Медузу (18, А

); и когда он это сделал, то Афина сложила на флейте песнь, подобную плачу сестер-Горгон (21)». Таким образом, последовательность событий, упоминаемых в этих 16 стихах, имеет вид А-Б-В-Б-В-Б-А, где А – создание напева, Б – убийство Медузы, а В – расправа с врагами; симметрия идеальная, но легко видеть, каким сложным движением мысли она достигнута. Поэтому неудивительно, что такой строгий концентризм обычно в кольцевой композиции не выдерживается. У Пиндара его можно встретить, кроме данного места, разве что в первом мифе оды Пиф. 4, где мотивы (

А) победы Аркесилая Киренского, (Б) оракула Батту, основателя Кирены, (В) пророчества Медеи об оракуле Батту, (Г) знаменья Посейдона аргонавтам, послужившего поводом для пророчества, и (Д

) обстановки, в которой явилось это знаменье, чередуются в последовательности А-Б-В-Г-Д-Г-В-Б-А; да и здесь ход рассказа оказывается так сложен, что нет уверенности, что эта симметрия ощущалась в реальном восприятии33. К этой оде мы еще вернемся.

Поэтому обычно кольцевая композиция появляется в мифе эпиникия в облегченном виде: опускается самый трудный для разработки участок ретроспективного движения мысли от кефалайона к истоку событий и дается только поступательное движение мысли от истока событий к кефалайону, кольцо получается как бы с разрывом. Кефалайон при этом может быть двоякого рода: «кефалайон-сумма» и «кефалайон-результат».

«Кефалайон-сумма» – это такая формулировка, которая сжато намечает весь состав предлагаемого мифа, а затем уже этот рассказ повторяется в подробностях. Образец – миф о первой Олимпиаде в Ол. 10, 24–29: «Зевсовы заветы движут меня воспеть избранное меж избранных состязаний, которое у Пелопова древнего кургана в силе своей учредил Геракл, когда убил… Ктеата и Еврита, чтобы взять свою награду от Авгия…». Здесь уже названо все – и обстоятельства, и действие; а затем следует и более подробный рассказ: расправа с Молионидами и Авгием (30–42, конец подчеркнут сентенцией), учреждение места для жертв и игр (43–59, конец – отступление о боге Времени, хранителе памяти событий) и, наконец, сами игры и их первые победители (60–77; так как это, строго говоря, уже выходит за пределы заявленного в кефалайоне, то этот отрывок вводится дополнительным риторическим вопросом: «Но кто стяжал первые венки…» – и т. д.).