достигается опущением какого-нибудь из членов. Легче всего опускается член С: мифы были материалом общеизвестным, и поэт мог полагаться на воображение слушателей. Так, в уже приводившемся мифе о Персее Гиперборейском (Пиф. 10) ситуация не сообщается, сообщаются только действие (подвиги Персея) и вынесенный в кефалайон результат (приход Персея к гиперборейцам). Так, в мифе о Неоптолеме (Нем. 7) сообщаются действие и результат (Неоптолем пришел в Дельфы и погиб), но не сообщается ситуация (потому что для Неоптолема она нелестная: он шел в Дельфы, чтобы потребовать Аполлона к ответу за убийство Ахилла). Реже опускается член Р: в таких случаях результат действия заменяется оценкой действия и мифологический рассказ как бы возвращается к своему истоку, мифологическому примеру, из которого тотчас делается вывод. Так, в рассказе об Антилохе (Пиф. 6) говорится, как грозил в бою Мемнон Нестору (С) и как отдал жизнь за Нестора сын его Антилох (Д), «явив громадою подвига высшую о родителе доблесть» (оценка, 42–43). Так, в знакомом нам рассказе об Аянте (Нем. 8) говорится, как Аянт был «обездолен золотым доспехом» (С) и покончил с собой (Д), но вместо описания результата следует оценка: «издавна была ты сильна, вражья речь, лживая речь…» и т. д. (32–34). Пределом упрощения в этом направлении можно считать миф об Алкмеоне в Пиф. 8, уже нами рассматривавшийся: здесь опущены и Р, и даже Д, так что, по существу, перед нами просто мифологический пример (двучленный), взятый в кольцевую рамку; ты не посрамил предков, говорит поэт победителю, и поэтому о тебе можно сказать то же, что сказал Амфиарай: об Алкмеоне то-то, а об Адрасте то-то; таково Амфиараево слово, и по этому слову я, поэт, всегда чту Алкмеона (Пиф. 8, 35–60).
Усложнение трехчленного звена СДР
достигается удвоением какого-либо из его членов, чаще всего Р (так как результаты действия могут быть множественные – и ближние, и дальние), но иногда также и Д. Так как Р в кольцевом повествовании всегда служит откликом на кефалайон, замыкающим кольцевую рамку, то удвоение Р является как бы удвоением концовки, удвоением отклика на зачин, дополнительным подкреплением композиционного принципа. Так, в мифе о Диоскурах (Нем. 10) кефалайон сообщает: «день они живут на Олимпе, а день в Аиде» (Р), затем следует описание гибели смертного Кастора (С), мольба бессмертного Полидевка к Зевсу не разлучать их (Д), ответ Зевса (P1) и решение Полидевка (Р2). Так, в мифе о Кирене (Пиф. 9) кефалайон сообщает: «Кирену взял в жены Феб» (Р), а затем говорится: она была девой-охотницей (С), и Феб, увидев ее, воскликнул: «что мне с ней делать?» (Д), и Хирон, усмехнувшись, ответил ему: «взять ее в жены» (Р1), и Феб так и сделал (Р2). В мифе об Иксионе (Пиф. 2) удваиваются не только результат, но и действие: Иксион распят на колесе (Р), потому что он согрешил и наказан (Д, Р): он убил родича (Д1), он посягнул на Геру (Д2; здесь вставлена размежевывающая сентенция) и за это был обманут тучею (Р1) и казнен распятием (Р2). То же самое происходит и в мифе о Корониде, вставленном в миф об Асклепии (Пиф. 3): здесь упоминается учение Асклепия у Хирона (кефалайон-A.), рождение Асклепия от казнимой Корониды (кефалайон-К. с заключительной сентенцией), затем говорится, как Коронида согрешила против Аполлона умыслом (Д1) и делом (Д2; в промежутке – размежевывающая сентенция, 19–23), и Аполлон узнал об этом (Р2) и наказал за это (Р2, заключение подчеркнуто сравнением); тогда-то и был рожден Асклепий (Р3, отклик на кефалайон-К.) и отдан на воспитание Хирону (Р4, отклик на кефалайон-A.). О том, что в обеих последних одах кольцо рассказа дополняется довеском-послесловием (в Пиф. 2 о Кентавре, рожденном от Иксиона, в Пиф. 3 о гибели Асклепия), уже говорилось выше.