Том 1. Стихотворения. Переводы

Это ст-ние и два следующих образуют не цикл, а тематическую группу: «Я не сразу поняла смысл его колебаний с группой этих стихотворений. О. М., видимо, хотел дать оптимистический вариант и мучительно искал его («Смотришь, небо стало выше»), но был настроен достаточно мрачно («начало грозных дел»). Стихи эти как будто пейзажные, но в них символизируется острое предчувствие будущих бед. Оптимистический вариант был бы лживым, поэтому он не выходил, победила правдивая линия, и стихи «стали» (НМ-III, с. 229). Н. Я. Мандельштам раскрывает и конкретные реалии этого ст-ния. «Мы проводили много времени на телефонной станции, находившейся в двух шагах от нашего дома. Там висела большая фанерная карта области, на которой вспыхивали лампочки, показывающие, какой из районов области включен в сеть. По совхозам мы ездили летом 35 года. Поездка наша началась с райцентра — села Воробьевка. В райкоме там работал немолодой — лет сорока пяти — человек, явно переведенный из города. Он был подозрительно интеллигентен для райкома, очевидно, его выкинули откуда-то за несогласие. У нас с ним было несколько разговоров, и, несмотря на его осторожность, мы заметили немало горьких интонаций. Они относились и к раскулачиванью, и к организации хозяйства области. В 37 году мы его вспоминали, думая, что с ним, наверное, расправились» (там же, с. 231).

Тамбов. — 18 декабря 1936 г. по путевке Союза писателей Мандельштам уехал в «нервный» санаторий в Тамбове, откуда вернулся в Воронеж 5 января 1937 г., т. е. значительно раньше срока, ввиду резкого ухудшения здоровья. Ср. впечатления поэта в передаче С. Б. Рудакова: «Чудный губернский город. Река. Снег далеко, далеко. На нем точечки путей. Лес. Перелески под снегом. Движения никакого. Только баба в платке пройдет. Сугробы, чудные дворянские особняки... деревянная, по Щедрину, каланча, один автомобиль на весь город» (Рудаков, 13.01.36).

* «Вехи дальние обоза...» (с. 227). — ВП-II, с. 47. В СССР-Москва, 1964, № 8, с. 154, с разночт. в ст. 1: «дальнего обоза». БП, № 193. НК, с тем же разночт. (Н. Я. Мандельштам настаивала на варианте с «дальнего» — HM-III,

с. 231 — 232). Печ. по списку Н. Е. Штемпель (AM).

Особняк — санаторий в Тамбове.

* «Как подарок запоздалый...» (с. 227). — Москва, 1964, № 8, с. 154. БП, № 194. Печ. по списку Н. Я. Мандельштам

(AM).

* «Оттого все неудачи...» (с. 227). — ВП-II, с. 48, с датой «20 — 30 декабря 1936 г.». В СССР — Д-87, с. 113 — 114, с разночт. в ст. 14: «глазах горящих». В памяти Н. Я. Мандельштам — вариант в ст. 5: «травы морской» (НМ-III, с.

233). Печ. по списку Н. Я. Мандельштам (AM).

Домашние названия — «Кащей» или «Кащеев кот». Написано сразу, в уме, после одного из посещений Н. Штемпель, заболевшей в конце декабря. «...Надежда Яковлевна и Осип Эмильевич приходили каждый день... старались развлечь меня, но у самого Осипа Эмильевича, я чувствовала, настроение было плохое.

Мы разговаривали, читали, иногда Осип Эмильевич грустно играл с моим котом, хотя играть с ним было мудрено. Кот был злой, дикий, и характер у него, надо сказать, был дьявольский. Он царапался, кусался, даже преследовал осмелившегося его погладить, чтобы вцепиться. Любил он, пожалуй, только меня, остальных, кто бывал у нас, кое-как терпел. Внешность его вполне соответствовала повадкам. Кот был совершенно черный, без единого пятнышка, с огромными изумрудными глазами. Смотрел он на человека всегда пристально, и в глазах был вопрос с оттенком презрения. Мне казалось, что он все понимает, и я не удивилась бы, если бы он заговорил. Было в нем нечто зловещее, ведьмовское, таинственное. Кот очень занимал Осипа Эмильевича, и однажды, придя к нам, Мандельштам прочитал мне стихотворение: «Оттого все неудачи...»...Видя настроение Осипа Эмильевича, я не восприняла это стихотворение как шуточное, было в нем какое-то тоскливое предчувствие беды, беспокойство» (Штемпель, с. 224).

На следующий день Мандельштам писал Н. С. Тихонову: «31.XII.36 г. С Новым годом! Уважаемый Николай Семенович! Посылаю Вам еще две новых пьесы. Одна из них Кащеев Кот. В этой вещи я очень скромными средствами при помощи буквы «щ» и еще кое-чего сделал (материальный) кусок золота. Язык русский на чудеса способен, лишь бы ему стих повиновался, учился у него и смело с ним боролся. Как любой язык чтит борьбу с ним поэта и каким холодом платит он за равнодушие и ничтожное ему подчинение! Стишок мой в числе других когда-нибудь напечатают, и он будет принадлежать народу советской страны, перед которым я в бесконечном долгу» (сообщ. С. В, Поляковой). Ср. об этом письме: «Посылая Тихонову «Кота», О. М. смеялся: «Ведь это золотой самородок — «щиплет золото гвоздей», я, нищий, — посылаю ему кусок золота...» (НМ-III, с. 233).