Том 1. Стихотворения. Переводы

Дикая кошка — армянская речь —Мучит меня и царапает ухо.Хоть на постели горбатой прилечь:О, лихорадка, о, злая моруха!Падают вниз с потолка светляки,Ползают мухи по липкой простыне,И маршируют повзводно полкиПтиц голенастых по желтой равнине.Страшен чиновник — лицо как тюфяк,Нету его ни жалчей, ни нелепей,Командированный — мать твою так! —Без подорожной в армянские степи.Пропадом ты пропади, говорят,Сгинь ты навек, чтоб ни слуху, ни духу, —

Старый повытчик, награбив деньжат,Бывший гвардеец, замыв оплеуху.Грянет ли в двери знакомое: — Ба!Ты ли, дружище, — какая издевка!Долго ль еще нам ходить по гроба,Как по грибы деревенская девка?..Были мы люди, а стали людьё,И суждено — по какому разряду? —Нам роковое в груди колотьеДа эрзерумская кисть винограду.Ноябрь 1930

«И ПО-ЗВЕРИНОМУ ВОЕТ ЛЮДЬЕ...»{*}

И по-звериному воет людье,И по-людски куролесит зверье.Чудный чиновник без подорожной,

Командированный к тачке острожной,Он Черномора пригубил питьеВ кислой корчме на пути к Эрзеруму.Ноябрь 1930

ЛЕНИНГРАД{*}

Я вернулся в мой город, знакомый до слез,До прожилок, до детских припухлых желез.Ты вернулся сюда, так глотай же скорейРыбий жир ленинградских речных фонарей,Узнавай же скорее декабрьский денек,Где к зловещему дегтю подмешан желток.Петербург! я еще не хочу умирать:У тебя телефонов моих номера.Петербург! У меня еще есть адреса,

По которым найду мертвецов голоса.Я на лестнице черной живу, и в високУдаряет мне вырванный с мясом звонок,И всю ночь напролет жду гостей дорогих,Шевеля кандалами цепочек дверных.Декабрь 1930

«С МИРОМ  ДЕРЖАВНЫМ Я БЫЛ ЛИШЬ РЕБЯЧЕСКИ СВЯЗАН...»{*}

С миром державным я был лишь ребячески связан,Устриц боялся и на гвардейцев смотрел исподлобья-И ни крупицей души я ему не обязан,Как я ни мучил себя по чужому подобью.С важностью глупой, насупившись, в митре бобровойЯ не стоял под египетским портиком банка,И над лимонной Невою под хруст сторублевыйМне никогда, никогда не плясала цыганка.

Чуя грядущие казни, от рева событий мятежныхЯ убежал к нереидам на Черное море,И от красавиц тогдашних — от тех европеянок нежных —Сколько я принял смущенья, надсады и горя!Так отчего ж до сих пор этот город довлеетМыслям и чувствам моим по старинному праву?Он от пожаров еще и морозов наглее —Самолюбивый, проклятый, пустой, моложавый!Не потому ль, что я видел на детской картинкеЛэди Годиву с распущенной рыжею гривой,Я повторяю еще про себя под сурдинку: — Лэди Годива, прощай... Я не помню, Годива...Январь 1931

«МЫ С ТОБОЙ НА КУХНЕ ПОСИДИМ...»{*}