В известном смысле правы те, кто смеется, когда кто-то заявляет, что он намерен переделать человечество. Они упускают из виду лишь одно: совершенно достаточно переделать самого себя, если преобразится хоть один-единственный человек, то событие это не пропадет втуне — безразлично, узнает о нем мир или нет. Преображение одного из нас пробьет брешь в существующем, и это «окно» уже никогда не закроется, заметят ли его люди сразу или через миллион лет. То, что свершилось однажды, лишь кажется исчезнувшим. Это я и собираюсь сделать — прорвать мировую сеть, в которую уловлен род человеческий, и не общественными проповедями, нет, человек должен сам освободиться от связывающих его пут.
— Как на твой взгляд, существует ли какая-нибудь причинно-следственная связь между катастрофами, приближение которых ты предчувствуешь, и грядущим переворотом в мышлении людей? — спросил Хаубериссер.
— Конечно же, всегда будет выглядеть так, будто какое-то стихийное бедствие, большое землетрясение например, послужило причиной «уходу в себя» людей, но это только кажется. Думаю, что дело с причинами и следствиями обстоит сложнее и совсем не так, как нам представляется. Распознать истинные причины человеку не дано; все, что доступно нашим органам чувств, есть следствие, а то, что мы воспринимаем как причину, в действительности только признак. У меня в руке карандаш, стоит мне разжать пальцы — и он упадет на пол. Выходит, мои пальцы явились причиной падения карандаша?.. Ну, это объяснение
его признаком. Причина же — это нечто совсем иное. А мыто воображаем, что способны на самостоятельные действия, но это роковое заблуждение, обрекающее нас на принципиально неверное видение мира. В действительности у силы, принуждающей карандаш упасть на пол, и у желания, которое незадолго до этого возникло у меня в голове и заставило мои пальцы разжаться, одна и та же таинственная причина. Возможно, переворот в человеческом сознании и землетрясение имеют одну причину, но то, что одно является причиной другого, абсолютно исключено, каким бы убедительным это ни казалось «здравому» смыслу. Первое — такое же следствие, как и второе: одно следствие никогда не породит другое — оно может быть признаком череды каких-то событий, но никак не причиной. Действительность, в которой мы живем, — это совокупность следствий. Мир истинных причин сокрыт от нас; если бы нам удалось проникнуть туда, мы могли бы обладать ключами сакральной магии.
— Еще бы! Владеть своими мыслями, иначе говоря, знать тайные корни их возникновения, — это ли не магия?
Пфайль внезапно остановился посреди комнаты.
— Магия! Что же еще? Именно поэтому я и ставлю мысль на ступень выше жизни, ибо она ведет нас к тем далеким вершинам, с которых мы сможем не только обозревать окрестности, но и исполнять все, чего бы ни пожелали. До сих пор человек был ограничен в магической практике возможностями своих рукотворных механизмов; думаю, близок час, когда некоторые из нас смогут творить чудеса простым усилием воли. Столь популярное сейчас создание новых технических приспособлений — это только цветочки, которые растут на обочине дороги, ведущей к вершине. Ценно не «приспособление», а способность творить, ценна не картина — во сто крат дороже талант живописца. Холст может сгнить, краски поблекнуть, талант же не погибнет, даже если художник умрет. Он пребудет вечно, как всякая сила, сшедшая с небес, — даже если она надолго уснет, веками не давая о себе знать, все равно проснется вновь, когда родится достойный ее гений, через которого она сможет явиться миру. Я нахожу весьма утешительным то, что высокочтимым господам коммерсантам ни за какие деньги не выкупить у нищего художника творческий дар, им придется довольствоваться лишь чечевичной похлебкой его произведений...
— Может быть, ты дашь наконец мне хоть слово сказать! — взмолился Фортунат. — У меня уже давно вертится на языке один вопрос.
— Ну так валяй! Чего ты ждешь?
— Итак, какие у тебя основания или... или, если угодно, признаки считать, что все мы находимся на пороге ката... нет, скажем лучше, на рубеже Неизвестного?..
— Гм... Ну что ж... Наверное, это скорее ощущение. Ведь я сам продвигаюсь на ощупь в кромешной темноте. Моя путеводная нить тонка, как паутинка. Мне кажется, я наткнулся на пограничные знаки нашего духовного развития, они-то и свидетельствуют, что недалек тот день, когда мы вступим в иные неведомые нам пространства. Случайная встреча с фрейлейн ван Дрюйзен — я тебя сегодня с ней познакомлю — и то, что она рассказала о своем отце, отчасти прояснили эти мои смутные предчувствия. Из беседы с ней я заключил — возможно, совсем необоснованно, — что таким «пограничным знаком» в сознании тех, кто