Том 10. Воспоминания

Получить за подписью Федина копию такого послания в секретариат было нелегко, тем более что хотя именно к этой рецензии, которую поручили написать сразу трем, только-только начинавшим свой путь критикам, я прямого отношения не имел, но ощущение нараставшего неблагополучия с тоном некоторых наших критических выступлений у меня, и не только у меня, постепенно накапливалось, и письмо Федина попадало как раз в эту нашу болевую точку.

Работали мы тогда в «Литературке», как говорится, на ветру, выступали по многим острым проблемам, вызывавшим отнюдь не только литературные споры, получали тумаки с разных сторон, отбивались от них как умели, и открытое признание сделанной ошибки было не таким легким и приятным делом. Да и самолюбия, в том числе редакторского, сбрасывать со счетов не приходилось.

Рецензия на роман Лидина была напечатана в мое отсутствие, романа я до этого не читал и, естественно, начал с того, с чего и должен был начать, – прежде чем писать ответ Федину, прочел роман. Письмо мое Федину слишком пространно, чтобы приводить его здесь, но основной его смысл состоял в том, что хотя роман, о котором шла речь, не показался мне удавшимся, однако разговаривать о нем в том тоне, в каком мы позволили это сделать трем молодым критикам на страницах «Лит[ературной] газеты», было непозволительным. В заключение я предлагал несколько выходов из сложившегося положения, в том числе дискуссию о романе Лидина на страницах «Литературной газеты», в которой могли бы выступить со статьями в Федин и я.

Перечитывая сейчас это письмо, вижу, как во мне тогда боролись два чувства: чувство справедливости, требовавшее оценить нашу статью о книге Лидина так, как она того заслуживала, и желание защитить честь мундира газеты, подчеркнув еще раз недостатки романа Лидина и тем самым приглушив меру несправедливости помещенной нами статьи. Все это прекрасно заметил Константин Александрович и в ответном письме дал мне очередной, скажу к своей чести, не оставшийся без последствий урок.

«…Я считаю, что нет нужды открывать в газете дискуссию о романе Лидина. Бюро секции тоже не делало такого предложения, – писал мне Федин. – Существо выступления бюро секции состоит 1) в осуждении рецензии как литературно неквалифицированной, не содержащей какого-либо внимательного анализа романа и написанной в недостойно пренебрежительном тоне к советскому писателю; 2) в признании, что роман заслуживает серьезного критического разбора на страницах «Литературной газеты». Кроме того, бюро секции, имея в виду некоторые другие критические рецензии «Лит[ературной] газеты», сочло нужным внести предложение обсудить работу критического отдела газеты на заседании секретариата ССП.

Из Вашего письма ко мне видно, что Вы вполне согласны именно с существом выступления бюро секции прозы, так как 1) признали «неверно взятый, неоправданно резкий тон» рецензии, «отсутствие доброжелательности» в ней и «забвение того, что Лидин – старый писатель, много потрудившийся, имеющий свое законное место в советской литературе», и 2) признали, что Лидин «имеет право на более серьезный и глубокий разбор» критикой его произведения.

Мне кажется, на этом Вашем согласии с существом выводов собрания прозаиков и должна строиться позиция газеты в вопросе о рецензии и о романе.

То есть газете следует опубликовать данную Вами, главным редактором, оценку рецензии как неверной, недоброжелательной, неоправданно резкой по тону. И газете следует, согласно Вашему убеждению, выступить с серьезным, глубоким разбором романа Лидина. Это и был бы прямой ответ общественному мнению. Между тем Вы склонны сделать из вопроса о тоне рецензии «второй пункт», а «первым пунктом» хотите сделать «расхождение в принципиальной оценке романа – «положительной или отрицательной».

Но с кем «расхождение»? Собрание бюро секции, находя роман Лидина заслуживающим литературно-критического разбора, потребовало только, чтобы разбор в газете был достойным, серьезным, чтоб он имел «расхождение» с рецензией по тону, по характеру критики.

На собрании говорилось много о рецензии, потому что в данном случае действительно «тон» сделал музыку; говорившие единодушно высказывались против вышучивающего, лихого тона рецензии по отношению к серьезному писательскому труду.

Настаивая на помещении в газете отчета о собрании, бюро секции полагало, конечно, что в отчете будет отражен прежде всего факт общественного осуждения рецензии. Дело отчета отметить, что одни ораторы давали при этом положительную, другие отрицательную оценку романа. Но, на мой взгляд, было бы безосновательно превращать отчет в своего рода «дискуссию» по существу романа Лидина, ибо часть писателей совсем о романе не говорила. Из того факта, что вопрос о рецензии на роман Лидина вызвал разговор также и о некоторых других рецензиях «Лит[ературной] газеты», видно, насколько важно для писателей предлагаемое бюро секции обсуждение работы критического отдела газеты.