Не удивляйтесь же, что на протяжении этих двух томов мрак понемногу сгущается и все же в конце концов книга приходит к сияющей лазури лучшей жизни. Радость, этот недолговечный цветок юности, осыпается от страницы к странице в первом томе, полном надежды, и исчезает во втором, исполненном скорби. Какой скорби? Настоящей, единственной: той, которую несет смерть, утрата дорогих нам существ.
Мы уже сказали, что человеческая душа раскрывается перед нами в этих двух томах: «Прежде» и «Теперь». Их разделяет пропасть — могила.
Гернсей, март 1856
«Поэт идет в поля…»
Поэт идет в поля. Восторженный, влюбленный,Напеву лирных струн он внемлет, восхищенный.Поэта издали завидя, все цветыВ сиянии своей весенней красоты —И те, чьи лепестки багрянее рубина,И те, чей блеск затмит всю пестроту павлина, —Приветствуют его, застенчиво склонясьИли заносчиво красой своей гордясь.Они, как женщины, с прелестной простотою:«Вот он, влюбленный наш!» — лепечут меж собою.И, полные лучей и смутных голосов,Деревья мощные в прохладной тьме лесов,Старейшины дубрав — каштаны, липы, клены,Почтенный старый дуб, и тис вечнозеленый,И вяз, чьи ветви мох покрыл ковром густым, —Как правоверные пред муфтием своим,Главой ветвистою почтительно склоняясь,Плющом, как бородой, земли пред ним касаясь,Глядят, как лик его спокойный озарен,И шепчутся: «Смотри — мечтатель! Это он!»Ле-Рош, июнь 1831
МОИ ДВЕ ДОЧЕРИ
В сиянье вечера, во мгле, еще несмелой,Одна — как горлинка, другая — лебедь белый,Красивы, веселы (о, дивная пора!) —Сестренка младшая и старшая сестраСидят у входа в сад, и к ним склонился нежноОгромный хрупкий куст гвоздики белоснежной.Он в вазе каменной по воле ветерка,Недвижный, но живой, колышется слегка,Как будто на лету у мраморного краяВдруг белых бабочек остановилась стая.Ла-Террас, под д'Ангеном,
июнь 1842
К АНДРЕ ШЕНЬЕ