По том же и сама великая княгиня прииде к самодержавному си супругу, плачющи горко, огненыя слезы испущая, умилныя глаголы жалостно вещаше. Он же, мало утешив ся краткими словесы, и повеле престати ей от плача. И ту благослови и другаго сына своего, князя Георгия,[1194]
еще тогда младенца единолетна, и возложи на него крестъ злат Паисейской,[1195] и завеща ему в наследие град Углеч и прочая грады и власти. Вся же правления Росийскаго царствия завещевает державствовати и по Бозе устраяти и разсужати с сыном своим, царемъ и великим князем Иваном, дондеже от младости устрабится, матери его, а своей великой княгине Елене: ведяше ея боголюбиву и милостиву и правдиву, мудру же и мужествену, и сердце ея всякаго царскаго разума исполнено. Не хотящи же ей отити от него, он же сотвори с нею прощение, и последнее целование дав ей, и абие повеле ю отвести к царским своим чадом. Самъ же самодержавный, видя себе последнее изнемогающа, и повеле себе пострищи во иноческий образ по прежнему его завещанию, и посла по иноческое одеяние старца своего Мисаила Сукина.[1196] Вопрошаше же, аще есть на Москве Кирилова монастыря игумен, понеже тщание его бяше от многа времени, еже бы ему пострищися в Кирилове монастыре. И не бяше тогда Кириловскаго игумена на Москве, и посла по Троецкаго Сергиева монастыря игумена Иоасафа. Повеле же у себе пети каноны диякомъ крестовым.[1197] Таже повеле глаголати и молитву на исход души. И тогда яко усну, и абие возбну и, яко некое видение виде, глаголаше некая благонадежная словеса. Бяху же у него предпоставлены многия снесеныя чюдотворныя образы. И ту бяше образ святыя великомученицы Екатерины,[1198] на нюже зря неуклонно и радостным лицем глаголаше: «О, госпоже великомученице Екатерино! Уже время есть нам царствовати!» И сия третицею глагола. Принесоша же к нему и мощи святыя Екатерины. Он же ко образу ея и к мощем любезно приложися и рукою десною прикоснуся, тогда бо тою рукою болезнуя бяше. И потом к митрополиту рече: «Что, отче, косниши? Время уже настоит, постригите мя! Давно бо того желаю». И повеле принести святое причастие и близу себе держати, и начат рукою креститися и глаголати: «Аллилугия, аллилуия! Слава тебе, Боже!» Таже глаголаше, от икосов акафиста избирающе словеса.[1199] И, паки прекрестився рукою, глаголаше: «Радуйся, утроба Божественаго воплощения!»[1200] К сим же прирече: «Ублажаем тя, преподобне отче Сергие, и чтем святую память твою, наставниче иноком и собеседниче ангелом!»[1201] Велми же изнемогаше, и приближашеся конец жития его, и во иноческая одеяти себе веляше, и непрестанно зря на образ Пречистыя Богородицы, творя крестное знамение на лице своем, руку ему поддержаше болярин.Принесену же бывшу чернеческому одеянию старцом Мисаилом, и хотяху пострищи самодержца. И не дадяху князь Андрей[1202]
и боляре, им же запрети митрополит неблагословением. И повеле начати службу постригания Троецкому игумену Иоасафу. Сам же митрополит постриже его и претвори имя ему Варлаам. Бяху же ту и инии иноцы, с нимиже преже того мудръствова самодержец о души своей. И абие причастиша его Святых Таин, животворящаго Тела и Крови Христа Бога нашего. И тогда просветися лице его, яко свет, вкупе же и душа его с миром отиде к Богу, в лето 7042, месяца декабря в 4 день, на памят святыя мученицы Варвары, в начале третягонадесят часа нощи четвертъку. Самодержствова по отцы 32 лета, всех же лет поживе 55 и осмь месяць. Вместо же смрада, иже бысть от болезненаго знамени на нозе его, исполнися храм благоухания. О нем же бысть тогда во всех людех плач великъ и рыдание и скорбь неутешна.Братия же великаго князя, и боляре, и дворяне, и прочии вси в той же час при митрополите крестъ животворящий целоваша, еже служити
ПЕРЕВОД